– Осторожней, ты маму на пол уронишь! – Владимир подхватил мальчишку и попытался оторвать его от матери. Егор яростно сопротивлялся. Это была самая любимая игра отца и сына – борьба. Обычно она сопровождалась коротким смехом Владимира и угрожающим сопением Егора.
– Папа, ну отпусти меня, щекотно, – сквозь сопение слышалось хихиканье. А как только отец отпускал Егора, он тут же сам нападал, запрыгивал Владимиру на спину, пытаясь повалить его на пол. Больше всех в эти минуты переживала няня Люся. Она страховала Егора, не выпуская его из виду ни на минуту.
– Ах, что вы делаете, упадет сейчас ребенок! – со страхом восклицала няня, а ее лицо расплывалось в улыбке: так заразительно хохотали отец и сын.
Егор был мальчиком высоким, со светло-каштановыми волнистыми волосами. На затылке вечно торчали вихры. Вера всегда умилялась – у сына было две макушки. Пригладить эти вихры не представлялось возможным, и они оставались такой своеобразной иллюстрацией характера мальчика. Вера, педагог, понимала, что неуемную энергию надо направить в безопасное русло. В общем-то это ей удавалось: Егор ходил в бассейн, занимался спортивной гимнастикой, отчего его худенькая грудная клетка вдруг раздалась вширь, а тонкие руки обросли смешной детской мускулатурой.
– Что ты так настаиваешь на гимнастике? – Владимир мечтал, чтобы сын занялся боксом.
Вера, как всякая женщина, категорично восставала против «мордобоя».
– Будет у нас сын с кривым, сломанным носом. И потом, что это за манера, лупить других людей.
– Это не манера, а умение постоять за себя.
– Отдай в восточные единоборства. Это хоть изящнее.
– Нос все равно там сломать могут.
Пока родители спорили, Егор с удовольствием лазал по канату, прыгал через коня и кувыркался на брусьях. Любые занятия физкультурой он воспринимал как игру. Даже такие неприятные, требующие усидчивости и терпения, как упражнения на растяжку. Например, шпагат Егор умудрялся превращать в увлекательное мероприятие.
– Папа, положи мне туда шоколадку, я буду тянуться, если дотянусь, съем.
– Тебе же мама не разрешает есть сладкое. – Владимир внимательно наблюдал за сыном.
– Когда это заслуженно, то можно, – отвечал важно Егор.
После «ароматных» химических опытов и нежелания усидеть на одном месте даже пятнадцать минут самой большой проблемой оказалась любовь к вопросам. Вера и Владимир встали в тупик, когда, например, Егор поинтересовался:
– Мама, а почему в старой школе я был как все, а в этой новой, куда теперь меня возит дядя Толя, я самый бедный?
– Как самый бедный? – Вера и Владимир с недоумением уставились на сына.
Они сидели за завтраком на террасе. Вокруг расстилался большой луг, на котором усилиями садовника, найденного Верой по рекомендации, росли все известные луговые цветы. Справа от дома был гостевой флигель с гаражом на три машины, за ним располагался бассейн. Отдельно стоящее «хозяйственное» здание соединялось с «основным» подземным проходом, который еще и вел в большой винный подвал. Коллекционировать вина непьющий Владимир стал после того, как купил на одном из аукционов раритетную бутылку портвейна. Штат прислуги в доме состоял из двух водителей, сотрудников охраны, двух поваров, двух горничных и няни Люси. Вера и Владимир не считали себя «крезами», но и в «бедняки» записать их было сложно.
– А кто считает, что ты бедный? Ты сам или кто-то из ребят? – Владимир внимательно посмотрел на сына.
– Сначала ребята, а теперь и я сам.
– А по-твоему, кто богатый, а кто бедный? Кто может считаться богачом?
– Тот, у которого все есть. Вот, например, Сеня – богатый, у него даже самолет есть. А больше самолета уже нет ничего.
– Есть. – Вера с улыбкой посмотрела на сына. – Поезд.
Егор согласился. Действительно, он не слышал, чтобы Сеня рассказывал про поезд. Значит, поезда у него нет, а следовательно, он не может считаться богатым.
– И ракеты космической у него нет. Да что там ракеты, у Сени нет даже бегемота, крокодила, слона. У него нет кошки Муськи и собаки Щена, и еще братика Мишки. А у тебя, кстати, это все есть. Так кто богатый?
Егор задумался, а Владимир еще потом долго упрекал Веру, что она определила сына в частную школу. Упрекал, совершенно забыв, что сам настаивал на этом.
– Брось, такие разговоры – обычное дело, – отмахивалась она. – В другой бы школе они хвастались кроссовками и куртками. Поверь мне, я в школе работала, знаю.
В другой раз Егор, наблюдая, как Вера возится с Мишкой, спросил:
– Мам, а когда не было меня и Мишки, кто был?
– Как кто? – не поняла Вера.
– Ну, кого ты любила? Когда не было нас с Мишкой?
Вера задумалась.
– Папу любила. А до этого свою маму. И своего папу.
– Понятно, – задумчиво произнес сын. – Получается, если своих родителей любить не станешь, детей у тебя не будет, – сделал он неожиданный вывод.
«Впрочем, не такой уж и неожиданный, что-то в этом рассуждении есть», – подумал Владимир, услышавший этот разговор.