Куколка последней надежды

Голос стюардессы был профессионально бесстрастен, улыбка профессионально безжизненна, но за безмятежной маской выдрессированной красавицы Дита почувствовала страх.

«Она уже знает».

Ощущение приближающейся беды переросло в уверенность, которая, как ни странно это звучит, принесла спокойствие. Дита медленно намотала на запястье тонкий ремешок сумочки и посмотрела на старушку с голубыми волосами. Та уже несколько минут о чем-то увлеченно рассказывала.

— А мой внук работает на Уолл-стрит. К счастью, офис его компании не располагался в башнях-близнецах.

— Повезло, — улыбнулась моряна. — Вашему внуку повезло.

* * *

— Башня, у нас разгерметизация!

— Где?

— Не можем понять! Приборы свихнулись!

— 929, мы освободим вам дорогу! Снижайтесь! Идите вниз!

— Башня, я на ручном управлении! Вибрация усиливается!

— Снижайтесь!

— Я пока держу, но рули слушаются все хуже!!

— Внимание! Красный код! Красный код!!

— 929, снижайтесь!! Срочно!! Мы очистили коридор!!

— Скоро снизимся, — неожиданно спокойно произнес капитан.

— 929, что случилось?

— Мы теряем крыло. — На заднем плане послышался чей-то крик, но голос командира корабля был бесстрастен. — Да хранит нас бог! Прощайте.

* * *

Оторвавшийся правый двигатель сокрушил хвостовое оперение «Боинга», превратив многотонный самолет в неуправляемую, беспорядочно летящую к земле кучу металла.

* * *

Центр сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева

Москва, Ленинский проспект,

6 сентября, пятница, 16.00

Они собрались почти сразу же после операции. Трое наблюдателей, на которых обратила внимание Маша: стройная, лет тридцати, женщина с красивыми ореховыми глазами и светлыми, вьющимися волосами, собранными в тугой пучок, грузная, страдающая одышкой старуха и тощий брюнет. Не переодевшись, не сняв халатов, они свободно, как старые знакомые, расположились в личном кабинете Кабаридзе и не спеша потягивали предложенный секретарем кофе. И молчали. Это было несколько необычно. Если эта троица действительно наблюдала за кем-то, они должны были бы обменяться мнениями, переброситься хотя бы парой фраз, а вместо этого полная тишина. Не нарушившаяся даже после появления Кабаридзе. Профессор плотно прикрыл дверь, молча прошел к своему креслу, тяжело опустился в него и медленно обвел взглядом наблюдателей. Очень медленно. Он явно ждал, что хоть кто-нибудь из них что-нибудь скажет, хоть что-нибудь, но они молчали. Не отворачивались, не прятали глаза, но молчали. Длинные пальцы Кабаридзе выбили на столешнице замысловатую дробь. Он опустил голову, вздохнул, но тут же снова вскинул подбородок.

— Что скажете, друзья?

— Талантливая девочка, — осторожно произнесла старуха. — Уверена, она могла бы стать одной из нас.

— Согласен, Екатерина Федоровна, — кивнул профессор. — Я тоже не сомневаюсь в ее магических способностях.

— В отличных, я бы сказал, способностях, — подчеркнул брюнет. — Сколько времени Маша готовилась к операции?

— Меньше трех часов.

— Она провела ее блестяще. По вашим меркам, разумеется, но — блестяще!

Брюнета звали брат Ляпсус, и он давно заслужил славу одного из лучших докторов Тайного Города. Брат Ляпсус был эрлийцем, а эти вассалы Темного Двора обладали искусством врачевания едва ли не на генетическом уровне.

— Маша провела операцию блестяще по любым меркам, — прохладно заметила женщина, последняя из приглашенных профессором наблюдателей. — Никто из нас не смог бы сделать ее лучше без использования магии. — Женщина помолчала. — Маша чувствует пациента. — Снова пауза. — Она прирожденный Целитель.

Кабаридзе покачал головой:

— Спасибо, Олеся.

Доктор Старостина сухо кивнула:

— В этом нет моей заслуги, Реваз, я так вижу. — Она поставила пустую чашку на стол. — Мне показалось знакомым лицо Маши.

— Год назад ты прочла несколько лекций их потоку.

— Возможно. — Олеся задумалась. — Но я должна была почувствовать ее способности.

— Маша очень закрыта, — вздохнул Кабаридзе. — Я и сам не сразу распознал в ней мага.

— Скрытые способности, как правило, таят в себе огромную силу, — негромко произнесла Екатерина Федоровна.

— Кажется, это тот самый случай, — согласился со старухой брат Ляпсус.

— В обычной жизни Маша практически неспособна чувствовать магическую энергию, — продолжил профессор. — Но в операционной она преображается.

— Типичная характеристика Целителя, — вставила Олеся.

— Все магические способности сконцентрированы только на врачевании, — поддержал ее брат Ляпсус. — А способности у нее большие.

Вздох Екатерины Федоровны был глубоким и тяжелым. Он заставил других наблюдателей замолчать, а Кабаридзе — нахмуриться. Пальцы профессора вновь нервно застучали по столешнице.

— Реваз, говорить о способностях этой девочки можно долго, — мягко произнесла старуха. — Мы все знаем, зачем ты нас позвал. И, поскольку никто не решается начать разговор, придется это сделать мне.

— Маша больна, — голос Кабаридзе внезапно стал безжизненным.