Куколка (сборник)

Незнакомец уселся, снял панаму и вытер лоб. При этом Бурдуа заметил, что новоприбывший был совершенно лыс, что у него были серые глаза с красными по краям веками и что на всем лице лежал отпечаток какого-то изящного утомления. Сделав украдкой эти наблюдения, Бурдуа снова погрузился в чтение «Фигаро», закрывшись газетой, как щитом, от взглядов приезжего: прежде всего он боялся новых знакомств; кроме того этот господин в сером костюме, в дорогой шляпе, приехавший в автомобиле в маленькое кафе, чтобы заказать содовой воды, хотя и внушал ему невольное почтение, но вместе с тем и раздражал его.

«Рисуйся себе на здоровье! – думал Бурдуа. – Я не доставлю тебе удовольствия вниманием к изящным подробностям твоего туалета!» И он решительно принялся за чтение статьи о возможности забастовки на газовых заводах.

Обладатель серого костюма, по-видимому, был оскорблен таким равнодушием, потому что несколько раз пытался победить его: то он громко жаловался слуге на экономные порции лимона и льда, то требовал иллюстрированные журналы, то вдруг позвал шофера, чтобы угостить его.

– Просите, чего хотите, любезный!.. Не стесняйтесь – я вас угощаю! – сказал он при этом.

«Какие скверные манеры! – думал Бурдуа, прячась за своим «Фигаро». – Одет-то он хорошо, но плохо воспитан».

Бурдуа придавал огромное значение хорошему воспитанию. Сам он отличался простыми, но безукоризненными манерами, как и подобало человеку, прослужившему пятнадцать лет чиновником. «Когда я состоял на государственной службе, – всегда охотно упоминал он, прибавляя в конце разговора, – с исправным контролером директор обращался, как с равным».

Он не задумываясь определил общественное положение своего соседа по террасе: «Какой-нибудь мошенник высшего полета… Такие господа очень опасны!» В негодовании на помеху спокойной работе своего желудка он зашел так далеко, что припомнил знаменитых преступников, отличавшихся красотою или щегольством: Пранцини, Галлэ и других. Тем не менее он продолжал читать, хотя от раздражения едва понимал смысл слов.

«Вчера вечером, – гласила статья, – состоялось заседание синдиката в Ваграмском замке. Кроме полторы тысячи рабочих газовых заводов, явилось еще около сотни электротехников, чтобы подтвердить…»

Но в этом месте напускное равнодушие Бурдуа невольно уступило место любопытству: против красного автомобиля только что остановился простой наемный фиакр с поднятым верхом. Из него вышла очень молоденькая и хорошенькая блондинка, высокого роста, стройная, в черном платье того кокетливого покроя, каким отличаются парижские работницы. По-видимому, это была модистка, так как в экипаже остались две шляпные картонки.

– Дорогая моя, я уже начал отчаиваться! – воскликнул господин в сером костюме, с протянутыми руками идя к ней навстречу.

– А как мне трудно было удрать! – улыбаясь, ответила она. – От этой жары хозяйка совсем раскисла. Я просто не могла дождаться, пока она закончит отделку зеленой шляпы, которую мне надо отвезти на улицу Матюрэн. Боже мой, как я хочу пить!.. Что, это вкусно? – прибавила она, садясь и указывая на замороженный напиток. – Я тоже выпью его. Слуга с прежним видом молчаливой покорности перед превратностями судьбы принес второй стакан, лимон и порцию льда. Парочка придвинула свои стулья и принялась беседовать вполголоса. Делая вид, будто весь погружен в чтение газеты, Бурдуа внимательно прислушивался к их разговору, но мог уловить только отрывки фраз:

– Свободна до завтрашнего утра. Я сказала, что ночую в Аньере, у невестки.

– Пообедаем на Елисейских Полях… шикарный уголок… знаю там метрдотеля…

– С шампанским!.. Шикарно!.. А про шляпы-то и забыла!.. Их надо сдать до четырех часов.

– Ну, останься еще пять минут!

«Он говорил ей «ты», – подумал Бурдуа. – Это отвратительно. Такая молоденькая! Сколько ей может быть? Шестнадцать? Самое большее – восемнадцать. Что за развратник!»

Он почти готов был послать за полицией и арестовать соблазнителя.

Между тем господин в панаме, чувствуя, что за ним наблюдают, рассыпался в преувеличенных любезностях, точно хвастаясь перед соседом. Взяв молодую девушку за руку, он покрывал поцелуями эту худенькую руку в том месте, до которого не доходила перчатка. Девушка не протестовала, с восхищением рассматривая своего собеседника с головы до ног.

– Какой вы нарядный! – не вытерпела она.

– Отчего ты не хочешь говорить мне «ты»?

– Ты ужасно шикарный…

– Ты любишь меня, милая маленькая Зон?

Зон отрицательно покачала головой, как будто говоря: «Нет!», но в то же время сложила свои пышные губки для поцелуя.

– Однако довольно болтать, – сказала она, – а то мне достанется. Сколько сейчас времени?

– Двадцать шесть минут четвертого.

– Бегу. До свидания… сегодня вечером!

Она залпом допила свой стакан и встала.

– Без четверти восемь, у ресторана, – сказал мужчина, тоже вставая.

– Решено. До свидания!

Модистка протянула ему руку, а он удержал ее в своей, провожая девушку до экипажа.

Окинув быстрым взглядом бульвар, на котором вблизи ресторанчика не видно было ни души, Зон шепнула:

– Поцелуй меня.