Вражда между нашими семьями, впервые проявившаяся открыто в связи с конями-гигантами, к нынешнему времени превратилась в давнюю, многолетнюю, всем известную историю. Мой отец и дядя Энгус, отец Розалинды, вели настоящую партизанскую войну. Чтобы счет был равным, они зорко следили за хозяйством друг друга, выискивая Нарушения и Отклонения. Все вокруг знали, что они платили тем, кто извещал их о каких-то неправильностях на соседской территории.
Твердо решив добиться большей чистоты, чем Энгус, отец шел на значительные личные жертвы. Например, он очень любил помидоры, но прекратил их выращивать из-за того, что семейство пасленовых очень склонно к мутациям. Теперь и помидоры, и картошку мы покупали. Точно так же он отказался от посевов целого ряда других культур, слишком ненадежных, хотя это было и неудобно и обходилось дорого. В результате на обеих фермах установился очень высокий уровень чистоты и стабильности, но добрососедских отношений это не наладило. Мы с отчетливой ясностью понимали, что и та, и другая сторона будет категорически против нашего союза.
С годами положение становилось все сложнее: уже мать Розалинды пыталась найти ей жениха, и я видел, как и моя мать присматривается к девушкам, пока, правда, безуспешно.
До сих пор никто из них не догадывался, что между нами что-то есть. Отношения между Стрормами и Мортонами были неприязненными, а единственным местом, где встречались оба семейства, оказывалась церковь. Виделись мы с Розалиндой редко, не забывая при этом об осторожности.
Мы находились в тупике, и казалось, никогда не выберемся из этой ловушки, если только каким-то образом не обострим ситуацию. Существовал только один путь, и мы воспользовались бы им, если бы точно знали, что гнев Энгуса Мортона приведет к свадьбе под дулом ружья. Но уверенности, что все кончится так благополучно, у нас не было. Он настолько не выносил всех Стрормов, что вероятнее всего использовал бы ружье для других целей. Кроме того, мы не сомневались, что даже если бы честь Розалинды была таким образом восстановлена, обе семьи все равно после этого отказались бы от нас. Много раз обсуждали мы наше положение, искали какое-нибудь мирное решение, но и через шесть месяцев после замужества Анны ничего не надумали.
Что до остальных, то через полгода их беспокойство притупилось. Нельзя сказать, что мы совсем успокоились: с тех пор как мы осознали, кто мы такие, тревога не покидала нас ни на миг. Но мы привыкли жить в постоянной опасности, и когда миновал пик кризиса в случае с Анной, то смирились и с этой возросшей угрозой.
И вдруг в один из воскресных вечеров, в сумерках, Алана нашли мертвым. Он лежал в поле на тропинке, ведущей к его дому, и в горле у него торчала стрела.
Мы узнали эту новость от Рэчель и с тревогой слушали, как она пытается установить контакт с сестрой. Она концентрировала мысль изо всех сил, на какие только была способна, но все зря. Ум Анны был закрыт для нас так же крепко, как все последние восемь месяцев. Даже в таком горе она ничем не делилась с нами.
— Я пойду к ней, — объявила Рэчель. — Ее нельзя оставлять одну.
Мы ждали больше часа, потом Рэчель связалась с нами, очень взволнованная.
— Она не захотела меня видеть. Не пустила в дом. Соседку пустила, а меня нет. Она кричала, чтобы я убиралась вон.
— Должно быть, она думает, что это сделал кто-то из нас, — предположил Майкл. — Кто-нибудь из вас имеет к этому отношение? Или знает что-нибудь об этом?
Один за другим все категорически отрицали какое бы то ни было участие.
— Мы должны разубедить ее. Нельзя, чтобы она считала нас виновными, — решил Майкл. — Давайте попробуем вызвать ее.
Мы попытались связаться с ней, но никакого ответа не последовало.
— Плохо, — сказал Майкл. — Рэчель, ты должна как-нибудь передать ей записку. Напиши очень осторожно. Так, чтобы она поняла, что мы не имеем никакого отношения к смерти Алана, но чтобы никто другой не мог догадаться, о чем идет речь.
— Ладно. Я попробую, — неуверенно согласилась Рэчель.
Только через час мы услышали:
— Не вышло. Я передала записку через ту женщину, которая была у нее. Она вернулась и сказала, что Анна разорвала ее не читая. Сейчас у нее мать, пытается уговорить ее пожить у нас дома.
Ответ Майкла последовал не сразу и прозвучал неутешительно:
— Нам лучше приготовиться. Мы все должны быть готовы к бегству, если понадобится, но старайтесь не привлечь внимания. Рэчель, попробуй выяснить все что можно и сразу же дай нам знать, если что-то произойдет.
Я не знал, что лучше предпринять. Петра была уже в постели, и незаметно разбудить ее я не мог. Да и не было у меня уверенности, что это необходимо: даже Анна не могла заподозрить ее в убийстве Алана. Ее только условно можно было считать одной из нас, поэтому я не стал ничего делать, только продумал в общих чертах план бегства, надеясь, что меня предупредят заранее и что я успею спасти нас обоих.
Все в доме давно улеглись спать, когда Рэчель снова связалась с нами.