Кукольник

…Звездная пурга на обзорниках стремительно затихала. Отступали, таяли в глубинах пространства черные кляксы фагов. Мироздание встряхнулось, пробуждаясь ото сна, рождающего чудовищ. Теперь оно приходило в себя, с наслаждением подставляя заспанное лицо свежему ветру рассвета. Словно Космическое Дыхание Джа, которое, как считают вудуны, есмь суть и основа Вселенной, смилостивилось над непутевыми детьми.

Лючано мало что знал о Дыхании Джа.

Зато он знал имя их спасителя.

И с этим знанием, со счастливой улыбкой на губах, он провалился в совсем не страшную, такую уютную тьму небытия.

Эпилог

«Множественность обитаемых миров — не повод для гордости за человечество. С тем же успехом человечество может гордиться количеством бровей, произрастающих на лицах. Настоящий повод для гордости не имеет отношения к числам, сколь бы велики они ни казались для простаков. К сожалению, арифметика кое-кого возбуждает, как наркотик или новый сексуальный партнер».

Карл Мария Родерик О’Ван Эмерих. «Мемуары»

— Я принесу тебе плед, — сказал лысый старик, — не могу смотреть, как ты тут сидишь голый…

— Неси, — согласился седой. Подумал и добавил:

— Спасибо.

Чувствовалось, что плед нужен седому, как гематру — калькулятор. Но благодарил он искренне, радуясь чужой заботе. Кончик самокрутки тлел у самых его пальцев, грозя обжечь кожу. В раковине на столике дымилась кучка сизого пепла; скоро лысый выколотит туда свою трубку, и радужную «пепельницу» отнесут к утилизатору — очистить.

Раковину с завитком, похожим на рог единорога, седой привез с собой.

В подарок.

Со стороны озера донесся лязг и скрежет ездовой платформы. Пять-шесть голосов затянули песню — душевную канцону про рыбака, его подругу и злую судьбу, которую нельзя умаслить, но можно наклонить и так далее. Вечерняя смена возвращалась с томатных плантаций, радуясь концу работы. Дома ждал горячий обед на столе и теплая жена в разостланной постели.

Тапирчик Дамби захрюкал, насторожил уши, но быстро успокоился и лег в траву, вздрагивая боками. Дамби предпочел бы грязь, и чтоб пожиже. К сожалению, у домика было чисто.

— Хочешь еще курицы? — спросила женщина.

— Нет…

Седой с некоторым удивлением прислушался к собственному ответу, как если бы усмотрел там что-то забавное. Скажем, он хотел курятины, но отказался, сам не зная почему. Или вообще забыл, что на белом свете водятся такие птицы, как курицы.

Он хмыкнул и добавил во второй раз:

— Спасибо. Я сыт.

Женщина не стала спорить, возясь с маринованными чайными листьями. Ловко подсыпая кунжут, арахис и семечки подсолнуха, кроша лук и чеснок, добавляя муку из жареной саранчи, она стряпала десерт, за рецепт которого шеф-повар «Khram Boomboolie» с радостью продал бы душу.

Гася самокрутку в раковине, седой наблюдал за действиями хозяйки. В черепашьих глазках его плескался восторг от наблюдения за работой мастерицы, мешаясь с недоверием человека, привыкшего есть на скорую руку, мало заботясь о вкусовой гармонии.

— А у нас рыбу хорошо готовят, — вдруг сказал он. — Кладут под пресс, чтобы перепрела, затем выгребают массу в кадушку и жарят с острыми приправами. С очень острыми. Чтобы дым из ушей. Только червяков надо сперва выбрать…

— Да? — заинтересовалась хозяйка. — Гарнир нужен или так сойдет?

— С рисом подают. Можно и с просом.

— Как на вкус?

— Вполне.

— Запах?

— Тоже. Если притерпеться…

— Надо будет попробовать. Рыба у нас водится, пресс найдем…

— Пресс есть, — сообщил лысый, появляясь на веранде с пледом в руках. — Все у нас есть. На, держи!..

Если бы кто-то посторонний заглянул в окно первого этажа, он бы увидел гостиную, откуда лысый трубокур принес плед. И не нашел бы в комнате ничего особенного, за исключением знакомых гвоздей-крючков, вбитых в стену, на которых висели марионетки.

Много марионеток.

Разглядеть их в деталях отсюда не удавалось.

Сквозняк гулял по гостиной, шатаясь между открытой форточкой и дверью, захлопнутой не до конца. Сквозняк трогал нити, раскачивал коромысла, и куклы шевелились, делали странные жесты, куда-то шли, оставаясь на месте… Странному спектаклю недоставало одного — зрителя.

Ах, если бы кто-нибудь заглянул в окно!

Увы, никого, кроме трех человек, рядом не было.

Укутав колени пледом, седой привстал, дотянулся до подоконника и взял перчаточную куклу. Сунул внутрь ладонь, вставил пальцы в «рукава» и «шейку». Хватка профессионального кукловода у седого отсутствовала, но справился он легко. Словно лезть пальцами в живого человека ему было бы привычнее, а раз живого нет, то сойдет и перчатка.