Кукольник

Могло даже показаться, что улыбка куклы стала еще шире. То же относилось к сузившимся на секунду глазам, которые априори не обладали свойством менять форму, потому что их нарисовали красками. Одним словом – волшебство, заставляющее серьезно задуматься над причинами его проявления. И Октавио думал, распрягая лошадь для ночного отдыха – вдруг это Бог решил проверить крепость веры своего раба, прислав к нему носатого искусителя, манипулирующего самыми сокровенными чувствами. Думал, допивая на сон грядущий остатки алкоголя, – правильно ли он поступил, сохранив носатому искусителю жизнь, вместо того чтобы с ним разделаться? Думал, расправляя соломенную лежанку на узком пятачке, расположенном невдалеке от тропинки, – как бы отнесся ко всему произошедшему дядюшка Пио? Наверняка пожурил бы нерадивого ученика, поддавшегося соблазну пополнить репертуар за счет жителя ада. В то же время никто не поднимал тему обмена бессмертной души на земные блага, следовательно отказ от партнерства ничем серьезным не грозил. Кроме выслушивания глупых претензий, разумеется.

Потом мысли начали путаться, вследствие чего Октавио вытащил из повозки толстый шерстяной плед, укрылся им с головой и погрузился в таинственный мир сновидений, представляющий собой набор разноцветных картинок, лишь отдаленно напоминающих окружающую действительность. То ему виделись родители, опечаленные пропажей сына, хотя их любовь ограничивались сугубо чтением нотаций да постоянным понуканием по поводу или без повода. То ему виделся дядюшка Пио, бегущий навстречу по брусчатке, но каждый раз исчезающий и перемещающийся назад, словно его путь – не прямая линия, а замкнутое кольцо. То ему виделся падре Антонио в шутовском наряде, укоризненно качающий головой. Дескать, всякого вероотступника ждет после смерти геенна огненная. Только при чем тут вероотступничество, если договор с силами зла не скреплен кровью? И, под конец, перед глазами возникла Эбигейл, чье дряхлое тело претерпело существенные изменения, обретя привлекательные девичьи формы – за исключением морщинистого лица, заканчивающегося все тем же страшным крючковатым носом.

"Привет, дружочек! – сказала вкрадчивым голосом полустаруха-полудевушка, указав клюкой в направлении повозки, где на облучке восседала кукла. – Тебе понравился мой подарочек?"

"Вы мне снитесь?" – спросил Октавио, высунувшись из-под пледа.

"Может быть".

"Тогда катитесь к черту! Нам не о чем разговаривать!"

"Зачем же так грубить? Я всего-то хотела справиться о твоих делах".

"Не переживай, – зашевелилась кукла, – скоро наши с ним дела пойдут в гору! И все благодаря пьесе про шатуна!"

"Отличная новость!" – усмехнулась полустаруха-полудевушка.

"Ты двигаешься?" – воскликнул Октавио, вспомнив, как прошлой ночью раскачивалось кресло-качалка.

"Ну конечно! – пропищал в ответ тоненький голосок. – Как же не двигаться, когда вокруг полным-полно диких тварей, так и норовящих перегрызть кому-то глотку?"

"Что еще за дикие твари?"

"Сам погляди", – нос куклы прочертил в воздухе дугу.

"Хрю-хрю!" – захрюкали кабаны, высунув морды из-за повозки.

"У-у-у!" – завыла с вершины холма волчья стая.

"Р-р-р!" – ощетинилась совсем рядом белая волчица, готовясь совершить очередной молниеносный прыжок.

"Берегись! – выкрикнула полустаруха-полудевушка, сначала замахнувшись клюкой на хищного зверя, и затем резко опустив ее вниз. – Впрочем, к чему беспокоиться, если у нас в наличии есть целебная мазь?"

– Пр-р-р! – занервничала лошадь при виде вздрагивающего тела хозяина, что послужило причиной его внезапного пробуждения от кошмара.

Смахнув со лба капли холодного пота, Октавио быстро вскочил на ноги и осмотрелся по сторонам. Облучок повозки пустовал, следов диких тварей поблизости тоже не наблюдалось, зато вдали – над макушками деревьев – уже вовсю брезжил рассвет, неминуемо окрашивая небо в алый цвет.

– И надо же такому присниться, – произнес он, собирая разбросанные вещи. – А я, грешным делом, подумал, что мой смертный час пробил. Настолько правдоподобным казался сон.

– Фр-р-р! – выпустила из ноздрей еле заметный пар лошадь.

Странно, но новый член труппы отказался поддерживать "беседу", продолжив молчаливо лежать возле вертепа, будто вчера ничего необычного не случилось. Боясь, как бы с носатой куклой не приключилась беда, Октавио даже сходил на нее поглазеть, и только потом занялся подготовкой к отъезду.

Поскольку за ночь лошадь набралась свежих сил, вдоволь пощипав травку, а также несколько часов подряд простояв зажмурившись, что для крупных животных означало – крепко поспать, она тронулась в путь с превеликим удовольствием, огласив окрестности плоскогорья задорным ржанием.

Довольно скоро первый холм оказался далеко позади и ему на смену вырос второй, вершину которого украшало одиноко растущее деревце, облюбованное маленькими птичками, ежесекундно поднимающими мелодичный щебет. Затем появился третий холм – уже без деревца и напрочь лишенный травянистого покрова. Прямо настоящая скала, нацелившая ввысь свои заостренные гребни.