Кукольный загробный мир

Суматошными движениями Миревич расставил чашки, разлил в них горячий душистый напиток и вынес слоеный пирог, вдоволь заштукатуренный кремом, где между слоями вдобавок еще свисали капли вареной сгущенки. Литарский, сладкоежка номер один во всей этой компании, явно повеселел.

— А кукольное представление сегодня будет? — не унимался Парадов.

— Даже не сомневайтесь.

— Вы не улавливаете какой-то своеобразный запах в воздухе? — Даша нахмурилась. — То ли жженый воск…

— Это фимиам, — поспешил внести ясность Артем, — церковный, настоящий.

Потом он присел с стальными за стол и отрезал себе маленький кусок пирога. Литарский первым заметил, как его взгляд резко изменился — стал пронзительным, даже чуточку надменным. Он взялся внимательно рассматривать гостей, да так бесцеремонно, что Стас поежился.

— Ты нас первый раз видишь, что ли?

— Вы пейте до дна, не стесняйтесь. Надо будет, еще подолью.

Куклы, расставленные по полкам, смотрели кто куда: в потолок, на стены, в окно. У всех глаза были широко распахнуты, и в них отражался лишь бесчувственный сумрак.

— Скажите, — Миревич намеренно громко стукнул ложкой по блюдцу, от внезапного звона все по очереди вздрогнули. — Вы на самом деле совсем ничего не помните?

За окном проехал КамАЗ и грохотом изжевал последнюю часть вопроса. Вслух никто не ответил, так как все были увлечены пирогом, приготовленным из странного колдовского теста — просто оторваться невозможно.

— Я помню чудное мгновенье… — с интонацией произнес Алексей, — больше ничего.

— А ведь я вам когда-то читал такие красивые легенды…

— Карабас, ты гонишь. Давай, коротко излагай суть дела, да мы пойдем. Ночь грядет, наше детское время на исходе.

— Ладно, буду краток, — Миревич глубоко вздохнул, прилизал ладонью коротко стриженые волосы и, откинувшись на спинку стула, как бы невзначай бросил: — У меня плохая новость: мы все мертвы.

Еще одна машина прогудела по ту сторону окна, было слышно, как ее шофер ругается на некого прохожего.

— Да, да, — равнодушно подтвердил Парадов. — Вселенная лишь наваждение моего рассудка, а жизнь и смерть есть зеркальные отражения друг друга. Все это мы знаем. Дальше что?

— Раюл, ты и там был балаболом несносным, и здесь… ты неисправим в любом пространстве!

— Как-как ты его обозвал? — Стас вдруг подумал, что началась веселая игра, интригующе подмигнув Даше.

Миревич сильно изменился. Под воодушевлением собственных идей, сидящих в неправильной голове, он стал похож на какого-то одержимого проповедника: размахивал руками, стрелял горящим взором, и все это уже совсем не нравилось его гостям.

— Скоро наши тела перенесут в замок последнего Покоя, вот тогда будет поздно! Мы останемся здесь навсегда!

Парадов разочарованно покачал головой:

— Я понимаю, если человек двинулся на религии или на почве беспробудной пьянки, или по голове его долго били… но свихнуться, играя в куклы…

— Да вы и есть эти самые куклы! Вспомните!! Сингулярность! Мы еще запускали механизм времени! Нужно только промотать ленту памяти еще до нашего рождения. Все это, — Артем указал вытянутым пальцем на темнеющие стены, — чужое для нас.

Даша, следя за его рукой, внимательно оглянулась вокруг. Лица всех кукол были встревожены от приближающегося сумрака, или им тоже не понравился тон беседы их одушевленного хозяина. Деревянные марионетки, которые бесформенными рядами занимали целых четыре полки, уныло свесили свои головы. Ниточки, что ими управляли, сейчас хаотично опутывали обездвиженные мертвые тела, будто все они взяты в плен законами физики, а тот обман жизни, лихо проявляемый на сцене, теперь оказался раскрыт. Нарисованные на дереве лица, как правило комичные да чуточку кривые, недоверчиво смотрели по сторонам. По мере того как воздух густел примесью темноты, лица марионеток все больше хмурились, с тревогой встречая кошмары грядущей ночи.

Кирилл равнодушно дожевал кусок торта и отодвинул пустую чашку:

— Даю топологическое определение сингулярности: это точка n-мерного многообразия, где параллельные линии могут пересекаться, в ней производная не определена, а пространство перестает быть гладким. — Потом он несколько высокомерно глянул на Миревича. — Прежде чем бросаться терминами, которых не понимаешь, загляни хотя бы в толковый словарь.

Артем почему-то улыбнулся:

— Узнаю тебя… ведь ты и раньше все допытывался, как да из чего устроен мир. Морочил себе и другим головы своими философскими теориями. Вот одно из твоих изречений: «ветра дуют потому, что вся поверхность земли стоит на кончике иглы, а когда ее равновесие нарушается, возникает ветер, чтобы она не отклонилась еще сильней, и после этого равновесие восстанавливается».

— Так я сказал еще до моего рождения?

— Да, отлично помню.