У пьесы было всего два зрителя: Фалиил да Авилекс. Один наблюдал за ней с небрежным равнодушием, другой все время хмурился и покачивал головой. Ни рукоплесканий, ни оваций не последовало. Их, впрочем, никто и не ждал. Звездочет лишь вполголоса резюмировал:
— В целом неплохо, — затем поспешил удалиться.
Клэйнис, играющая спасительницу Хариолу, подошла к краю сцены, дунула на свою челку и гордо произнесла:
— Ни разу даже не запнулась! Сама себе удивляюсь. — Потом она принялась снимать с себя излишне напыщенный наряд принцессы: пестрое платье из канифаса со вздутыми буфами да бесконечными ленточками, разноцветными змейками торчащими повсюду.
Фалиил решил, что совсем уж ничего не сказать будет как-то невежливо:
— Ваше актерское мастерство, наверное, чего-то стоит… вот только, хоть убей, не пойму — кто изображал Юстинду?
Сама Юстинда обернулась в его сторону, сняла с головы страшную маску с неряшливыми седыми волосами, и оттуда появилась хорошенькая головка Таурьи, ее аккуратная прическа под маской изрядно потрепалась.
— Эх, Фали, я-то думала, ты меня узнаешь в любом облике… — ее обсидиановые глаза обиженно сверкнули мутной краснотой.
— Виноват.
В связи с известными событиями здание священной Ротонды последние несколько дней пустовало, в нем не было дано ни одного представления. Однако Кукловод, споры о котором все никак не смолкают, снисходительно отнесся к лености своих адептов. Само же здание, вне всякого сомнения, являлось архитектурной жемчужиной Сингулярности. Даже Гимземин, который в пикантном помрачении ума иногда называет свою хибару дворцом, частенько заглядывается на него, если по каким-то делам приходит на поляну. Звездочет утверждал, что они строили его сами, своими руками, правда — очень давно. Впрочем, кирпичи выглядели довольно свежими, но эту обманчивую свежесть обеспечивало их покрытие глянцевой эмалью. Она играла отраженным пламенем свечей, создавая тонус вечного праздника, и практически не пылилась. Четыре арочные нервюры по четырем сторонам света величественно нависали над взором всякого, кто приближался к Ротонде, а выступающие меж ними пилястры уносили этот взор в сторону неба. Богатая крыша, полусфера поделенная еще надвое, вызывала ощущение некой недостроенности, но вместе с тем для актеров давала больше простора над головой. Ведь кто-то же все это придумал… Авилекс? Или изобретательный Исмирал, который по прошествии океана времени уж ничего не помнил?