Кукольный загробный мир

Там она долго сидела, обхватив пальцами взъерошенную голову, и наблюдала, как маячит снизу серое пятно, едва поспевая за ее нервно раскачивающимися ногами. Пятно скользило по лакированному полу как тень огромного маятника. Но увы, это была ее тень — свернувшаяся клубком и, похоже, затаившая злобные помыслы. Потом она полчаса стояла у осколка зеркала, трогая кончиками пальцев свое лицо, будто не веря в собственную красоту. До вечера так и не вышла больше на поляну.

Свечи одна за другой потухли, оставив за окошком черный занавес с несколькими крупицами звезд похожими на простые дырки в этом занавесе. Если, конечно, предположить, что на обратной стороне ночи продолжает сиять вечный день. Гемма легла спать с надеждой, что утром все вернется на свои места…

* * *

Утро, заведомо ничего не обещающее, ни к чему хорошему и не привело. Гемма протерла заспанные глаза, выдавив из них остатки растаявших снов, и приветствовала новый день длительным зевком.

— О нет! Только не это! — слова самопроизвольно сошли с губ, как только она глянула вниз.

Черное, измазанное какой-то копотью чудовище кривлялось на полу. Она подняла руку, чудовище повторило этот жест, подняла другую — оно, не медля ни секунды, сделало то же самое. Тень опять вернулась… точно вылупилась за ночь из милого серого пятнышка.

— Второго такого позора я не перенесу!

Гемма вскочила с кровати и выбежала на свежий воздух, потом стремительно понеслась куда глаза глядят. А глаза, волею случая, смотрели строго на запад — туда, где Голубая свеча лизала края неба своим бесчувственным пламенем. Астемида пыталась ее окрикнуть, но та даже не обернулась. Скрыться от всех на свете, никого не видеть и никого не слышать — вот ее главное да к тому же единственное желание. Окунувшись в туман абстракций, она на миг подумала, что исчезла. Белесая завеса стерла зрительные образы вокруг, но долго оставаться внутри тумана было опасно, поэтому пришлось идти вперед. Настойчиво, никуда не оглядываясь.

Вот внешний лес, вот необъятная ойкумена, вот иллюзия свободы… Над головой что-то порхнуло… ага, бабочка. Пусть скажет спасибо, что рядом нет забияки кошастого. Гемма зажмурила глаза и не дыша опустила голову вниз, потом осторожно их открыла… Увы, чудовище ни на шаг не отстало. Казалось, оно сейчас лежит на земле и тоже смотрит на нее своим нахальным взглядом. Только глаз не видно, как не видно рта, носа — все абсолютно черное, в том числе и тело.

— Что тебе от меня нужно?

Нет ответа. Разговаривать оно не умело или же не хотело. Гемма на мгновение представила себе страшную картину: как вокруг нее снова раскладывают испорченные книги, как зажигают огонь, как изгоняемая тень опять корчится в муках. Тень, возможно, умрет. Но лишь с тем, чтобы когда-то вернуться.

Нет и еще раз нет! Одного унижения для нее оказалось вполне достаточно. Деревья вокруг слегка покачивались, недоумевали, а в чем-то даже сочувствовали. Вот, кстати, растут эти цветки ненавии, из которых Гимземин изготовил настойку. Она подошла и сорвала парочку. Понюхала: смешанный лесной запах, не более того. Потом она побрела в сторону запада, совершенно не ведая, что дальше делать. Один пейзаж сменялся другим: лес, поле, поле, лес… Голубая свеча чем-то манила, ее цвет казался более мягким, чем все остальные. Розовый — излишне крикливый, фиолетовый — густой да сумрачный, желтый — режет глаза. А на Голубую свечу она могла долго смотреть, не отрываясь.

Так Гемма брела да брела по лесу, стараясь избегать всяких поселений. Видеть жителей ойкумены, тем более разговаривать с ними не было ни малейшего желания. А желание хоть чего-нибудь у нее осталось? Пожалуй, только броситься в спасительную пустоту, где одно лишь забвение и полное отсутствие мыслей. Тень покорно шла следом, изгибаясь от неровной поверхности. Трава под ней нисколечко не приминалась, словно весила она меньше воздуха. Впрочем, возможно, так оно и было… Незаметно наступил вечер, который длился всего несколько секунд — пока все четыре свечи не погаснут.

Ночью в лесу стало страшно, а еще неимоверно захотелось спать. Гемма выбрала настил травы помягче да свернулась клубочком возле размашистого дерева. Она твердо решила для себя: какие бы невзгоды не встретили ее на пути, назад она уже не вернется. Быть прокаженной среди других — нет уж, лучше гордое одиночество. К тому же, Ханниола здесь легче забыть…

…Примерно на третий или четвертый день путешествий среди леса ей повстречалась заброшенная избушка. Сначала, как и полагается, она вежливо постучала, потом столь же вежливо ступила не порог. Крикнула хозяина. Избушка выглядела убого, но всяко лучше, чем «дворец» Гимземина. Внутри имелась грубая лежанка, сплетенная из прутьев, три низеньких табуретки, даже полка с ржавым чайником и алюминиевыми кружками. Маленькая печка, потухшая примерно вечность назад, уютно занимала один из четырех углов. А вот труба печки выглядела несколько комично: она походила на пирамиду из насаженных друг на друга труб разного диаметра. Все это для красоты было измазано сажей и названо благозвучным словом — интерьер.