— Вы ни в чем не виноваты. Продолжайте.
Он говорил, как шел по канату. Аромат оранжереи кружил голову. Неужели сатрап часами выдерживает здесь? Аметистовые, белые, серебристые пятна. Шелест листьев. Тихая капель. Взрывается реакторный отсек: пришел антис. Смыкают кольцо голодные фаги. Башня молчания: невропаст обкладывает дровами исполинскую статую. Горит костер. Горит экипаж «Нейрама».
Дождь.
Птица Шам-Марг.
— Все. Больше я ничего не знаю.
— Это хорошо, — кивнул сатрап. — Вы и так знаете очень много.
«Он никогда не отпустит меня. Контракт — иллюзия. Видимость свободы выбора. Айзек Шармаль не мог убить племянников — и взамен громоздил сложность на сложность. Пир Саманган будет держать меня при сыне; кукольника — при кукле. Даже если у меня есть один шанс из ста оказать на антиса влияние, он прикует меня цепями к Нейраму до конца моих дней. Шармаль-младший не мог убить племянников. Саманган-старший…»
Случайная догадка превратилась в уверенность. Отец принес сына в жертву. Не в силах убрать физически, устроил сложнейшее пси-покушение. Фаруд Сагзи — исполнитель. Истинный организатор провокации, в итоге которой лидер-антис вехденов погиб для всех, а для немногих посвященных навеки поселился в хосписе «Лагуна» — вот он, цветочки выращивает. Ждет, когда завяжутся ягодки. А ведь любит сына, вне сомнений, любит…
«Какому богу ты пожертвовал дитя, сатрап? Какому демону?»
— Я рад, что Нейрам нашелся. Надеюсь, с вашей помощью, — Пир тщательно избегал называть гостя по имени. Возможно, для вехдена-традиционалиста это значило что-то важное, — мы сумеем вернуть его в исходное состояние. Вы оправдаете оказанное вам доверие?
— Я… э-э… я постараюсь.
— Помните, от ваших действий зависят не только человеческие судьбы. В ваших руках — судьбы держав. Будь я кукольником, я бы задрожал при одной мысли, что мне досталась такая невероятная кукла…
Лючано не понял, кого имеет в виду сатрап: сына-антиса, или государство, чья судьба лежала на весах. Замолчав, не желая развивать сказанное, Пир вдыхал запах незнакомого цветка, похожего на горящую свечу. Трепетали татуированные ноздри. Дергалась между бровями складка-имплантант. Словно над цветком висела наркотическая аура, мало-помалу распространяясь на сознание Пира Самангана.
— Исчезновение моего сына — камешек, породивший лавину. Нейрам с его фанатичной, безрассудной преданностью кею Кобаду IV был, к сожалению, залогом развития болезни. Залог пропал, Кобад отрекся; болезнь перешла в операбельную фазу. Кровь, огонь, распад — вот путь, открывшийся перед вехденами. Горнило, в котором куется свободный от заразы реформизма клинок. Ледяная купель, где возрожденный в новом качестве меч закалится. Избавляясь от смертоносной опухоли, надо резать по живому. А затем по живому сшивать. Иного пути нет…
Он бросил «свечу» в утилизатор.
— Впрочем, мы ушли от темы. Подписывайте, контракт ждет.
— Вы в курсе, — спросил Тарталья, — нюансов моей работы?
«Может, флуктуация внутри — это хорошо? Когда осталось недолго, имеешь право чуть-чуть походить с прямой спиной…»
— Подписывайте. С нюансами — к Фаруду, он изучит.
— И все же рискну отнять у вас еще минутку. Мы, невропасты, трижды спрашиваем у заказчика разрешения на коррекцию, — он благоразумно умолчал о том, что искалеченная психика антиса позволяла обойтись без разрешения. — Наше воздействие минимально. Рядом с возможностями помпилианцев, телепатов или психиров — ничтожно. И тем не менее, заказчик должен трижды согласиться. Если маленький человек три раза дает согласие на микро-коррекцию… Сколько же раз надо спросить согласия у целой державы, чтобы бросить ее в костер? Даже ради благой цели?
Сатрап с интересом смотрел на него. Лючано ждал взрыва эмоций, приказа выйти вон, равнодушия — чего угодно, но только не прямого ответа.
— Ни разу, — улыбнулся Пир Саманган. — У державы ничего нельзя спрашивать. Иначе рискуешь целую вечность топтаться на месте, не сделав и единственного шага. Вы будете подписывать контракт?
«Нет», — хотел сказать Лючано.
Но не успел.
Контрапункт
Лючано Борготта по прозвищу Тарталья
(почти сейчас)