Кукук

Я уже не слушал, а просто наблюдал за пациентами. Каждый говорил о своём насущном, и врачам ежеминутно приходилось возвращать разговор на заранее поставленную тему.

Вождь поведал нам о том, что цыган по его же рассказам сам сидел на наркоте и однажды, приняв что-то галлюциногенное, выпрыгнул в окно — полетать, с пятого этажа; ему пригрезилось, что он птица; сломал себе в результате что-то, но не разбился.

Я вспомнил ночной хлопок от прыжка. На этот раз ему пришлось прыгать всего лишь со второго этажа.

Закончил Вождь свою речь тем, что пожелал знать историю болезни каждого пациента, чтобы не попасть впросак, как у него получилось накануне, когда он решил съездить в Ганновер за одеждой и отправился на вокзал в сопровождении влюблённой в него Эдельтраут; они распрощались на платформе, он уехал, а та не смогла найти дорогу назад, хотя вокзал и больница находятся на одной улице.

Главврач сказал, что всё это очень непросто, т.к. некоторые пациенты опасны для себя самих, другие также для других… проверять сумки всех входящих нет возможности… Короче, поболтали впустую и разошлись.

После разбора этого неординарного события я поставил недочитанного «Мастера» на полку книжного шкафа, сделал запись в тетрадь выходящих на волю (дата, фамилия, цель выхода, время ухода и предположительного прихода, реальное время возвращения) и пошёл в библиотеку. Была наивная мысль найти там новый роман Кристиана Крахта.

Пришёл к открытию, но там ещё никого не было, было заперто. Изучаю расписание По.–Чт.: 9:30–11:30, 14:00–16:00.

Полистал в фойе здания флайеры для психов: десятки приютов, лечебниц и здравниц. Одна из рекламок привлекла моё внимание своей картинкой, а затем и надписью под ней: «Wunschdorf 1933. Die Nationalsozialisten an der Macht. Ausstellung».[29] На обложке фото группы людей в помещении. Большая часть из них в нацистской форме. На стене флаг со свастикой и портрет Адольфа. Из текста узнал, что улица, на которой находится лечебница, в мае 1933 года была переименована в «Adolf Hitler StraЯe»[30]. Улица эта, ныне SьdstraЯe, упирается в пешеходку и с другой стороны называется уже NordstraЯe, которая в 1933 годы была переименована в «Gцring StraЯe»[31]. Хм! Выставка.

Библиотека оказалась малюсенькой и непривлекательной. Взял «Портрет Дориана Грея». Сел там за компьютер написать пару писем. Кириллицу не установить, весь доступ в систему закрыт. Скачать также ничего нельзя. Сам компьютер запрятан в ящик лишь с дыркой для включения. Плюнул на всё это дело и ушёл читать Уайлда. Оскара, в отличие от Булгакова, можно читать без словаря. Я лишь выписывал себе редкие незнакомые словечки, чтобы потом ради хохмы их заучить.

Вечером ко мне, слушающему с закрытыми глазами музыку, подошла медсестра и сообщила, что у меня посетитель.

Я не верю своим глазам: Андреас. Приятель по телевизионной школе.

С букетом роз!!! Я чуть не расхохотался. Ясное дело почему!

Сестра принесла мне вазу.

Я не смог справиться с обёрткой для цветов, дрожали руки. Они у меня теперь всегда трясутся. Чуть-чуть. Каждый раз просыпаю какао мимо чашки. Андреас достал нож, которым пытался вспороть себе вены в нашем «знаменитом» студенческом проекте «Ubi bene ibi patria».[32] Анди сказал в шутку, что я не вправе рассчитывать на то, что он оставит мне его сегодня… Вот так вот всё, что было предельно серьёзным, само собой обращается в шутку.

Я сказал, что видел вчера девочку в нашем отделении, пытавшуюся таким образом лишить себя жизни. Тупым столовым ножом с еле заметной пилочкой. Её провёл мимо меня турок-медбрат, упустивший в свою смену цыгана и отбиравший мой iPod у Эделе, в направлении медицинской комнаты. На руке пациентки было десятка два слегка кровоточащих царапин. Девочка некрасивая, толстая и глупая. Даже смеется неприятно. Я понял, что она здесь делает. Ей в тысячу раз тяжелее, чем мне. Но мне от этого не легче. Мы оба хотим умереть оттого, что нас не любят любовью.

Мы проболтали с «господином Шазером» часа три. Я рассказал Анди всевозможные истории, что здесь произошли на тот момент, с кивками в ту или другую персону в качестве наглядного пособия.

Подошла Эдельтраут. Говорит Андреасу: Алексей очень хороший человек. У него приятный акцент.

Я отшучиваюсь, и она оставляет нас в покое.

Рассказываю Андреасу историю любви Эдельтраут к Вождю. Эделе уже поведала мне, что хочет купить тому квартиру в своём доме. За 13 тысяч евро. Я говорю ей, что таких цен не бывает. Она утверждает, что это неухоженное помещение, требующее капитального ремонта, который Вождь в силах сделать сам. Оттого-то так и дёшево.

Я рассказываю Анди о том, как Эдэле бесновалась под мою музыку, и что, пробегая мимо меня, я услышал строчки Цоя: «Мама, мы все тяжело больны. Мама, мы все сошли с ума!..»

Тема психиатрии вылезала в нашей речи тут и там. «Ты с ума сошёл!», то и дело вырывалось у Андреаса.

В «Мастере и Маргарите», кстати, тема психиатрии стоит далеко не на последнем месте.