Кукук

[А до «Мастера» я начал было читать книгу «Кон-Тики» знаменитого путешественника, забыл его имя[33], «друга Синкевича», но не смог, т. к. там на каждой странице всплывает имя Торстена. Торстен. …Нынешний друг «моей» Татьяны. Я не могу выносить это имя.]

А я просто (по поводу «Ты с ума сошёл!») поведал ему (Анди) о том, что прикалываюсь над медперсоналом, но они не понимают моих шуток. Всё принимают всерьёз.

Андреас спросил, почему я попал в Вуншдорф, и меня посетила забавная мысль. Раньше ведь я жил в Ганновере на Berliner Str.[34] И уехал оттуда работать в Берлин. Последние полтора года жизни в Германии (опять-таки в Ганновере) моим адресом была Wunschdorfer Str.[35] Вот я, мой милый друг, и очутился здесь — в Вуншдорфе. Дорожка уже была прописана.

А ещё примечательно получилось, что покупая билет на Берлин, мне в авиакассах Аэрофлота, или как он теперь называется — авиакомпания «Россия», сказали, что все билеты во второй класс распроданы, остались лишь в первый: по четыреста евро в один конец. Я спросил, когда же тогда можно будет улететь вторым классом? Лишь 5-го января. Только 5-го?! Сильвестер[36] у Акрама в Берлине таким образом накрывается. Ну что ж делать, давайте… Начали оформлять билет, как меня осенило, что можно же прилететь и в другой город Германии. Завтра воскресенье, а значит, я смогу добраться до Берлина поездом по «билету выходного дня», за 35 евро. Начали искать возможности: Hamburg, Köln, Düsseldorf, Leipzig, Bremen, München, Frankfurt и т. д. Везде одна и та же история. Все билеты распроданы.

Я (опустив руки): Оk, тогда давайте 5-го на Берлин.

Уехать из Питера нужно обязательно. Всё равно куда — лишь бы сменить обстановку, лишь бы было движение. Смена декораций. И нужно увидеться с Таней. Понимаю, что это будет наша последняя встреча, и оттого заговариваю себя — не надо к ней, не надо, как-нибудь потом…

Женщина: Есть билет вторым классом на Ганновер.

Я поймал себя на мысли, что этот город даже не пришёл мне в голову…

В Ганновере живёт Таня и наши дети.

Забавно. Значит, летим в Ганновер. Как всё символично!

За моей спиной устроила очередной концерт Ралука. Румынка. Двадцать лет уже живёт в Германии. Ей за пятьдесят. Переводчица: французско-немецкий, немецко-французский. Показывает пальцами толщину словаря Duden, который она выучила наизусть. Милое существо. Говорит невнятно. Время от времени устраивает краткосрочные концерты. Первую неделю пела хит «The Ketchup Song» с характерным стригущим движением рук. Затем перешла на Пиаф: Je ne regrette rien![37] Pam, pam, pam… …Passe!!! Далее трясёт хаером в пример хэви-металистов и успокаивается. Толстая. Ей очень трудно ходить. Передвигается мелкими шажками. Будто падает вперёд. Сперва вычисляет цель и стремится к ней. Я всё время боялся того, что она грохнется. Но такого не случалось. Пару раз она устраивала балет или прочие танцы. Сидит на сильных таблетках. Поэтому-то все выходки продолжаются не более минуты. Понимает юмор. Понимает, что сильно больна. Шутит на эту тему. Почти все её не любят. Она очень неопрятная. Schlampe.[38] Но она единственная, к кому я испытывал симпатию. Пару раз она выходила в холл в полуголом виде. Кто знает, что у неё там голове. Один раз она сказала мне, что ей жаль, что она не может стать моей женой. Когда я помог поднять ей что-то, что она обронила, она попыталась поцеловать мне руку. Я успел отдёрнуть её и сказал, что это излишне. Я как-то нашёл с ней общий язык, и мы несколько раз общались, если это можно назвать общением. Помню смешной эпизод с ней, когда сев поблизости от неё в кресло, она, чтобы что-то мне сказать на ухо, взялась рукой за его подлокотник и подтащила моё кресло к себе вместе со мной. Часто плачет. Однажды, держа в руках сахарницу, она со слезами говорила, что с этим вот (с сахарницей) хотела быть похоронена её тётя. Вот так вот — она складывала руки на груди, зажав в них сахарницу. Сахар обильно сыпался ей на грудь. Пару раз мне удалось отвлечь Ралуку от этих воспоминаний или видений разговором. Но она очень невнятно говорит. Я почти ничего не понимаю. Жаль. Очень жаль. В ней есть что-то потрясающее. У неё очень умные глаза. Кстати, у большинства психов плохая артикуляция. Требуется время, чтобы начать понимать их.

На этот раз она что-то пела и говорила по-румынски. Андреас, уроженец Румынии, пытался услышать что именно.

Было уже поздно, и Анди ушёл. Я сидел один и смотрел на розы, которые он мне принёс. Их уже кто-то переставил с подоконника, рядом с которым мы сидели, на стол.

Мимо проходит одна дама. Худая, сплошь седые волосы, лет за пятьдесят. Она всегда с дамской сумочкой. Ни с кем не разговаривает, но регулярно предъявляет претензии медперсоналу. Я ленюсь послушать, что именно те делают не так.