Кукук

Я: Я не доносчик. А Ваш персонал на протяжении всего вечера, т. е. 4–5 часов ни разу не заявился в нашу палату, всё это время зашторенную занавеской. Это явное упущение и вина охраны, а не моя. Я не доносчик. Я ничего не буду рассказывать.

Он: Господин (невнятное произношение моей фамилии)… (ещё одна неудачная попытка)…

Я: Не важно. Можете просто Алексей. Так проще.

Он: Почему Вы считаете, что произношение Вашей фамилии неважно?

Я: А почему это должно быть важно, если для всех это представляет такую сложность? Ещё ни один из ваших коллег не смог произнести мою фамилию так, чтобы я сам её мог распознать!..

Он: Господин Крым-брым, вы психически больны, но должны осознавать ответственность за распорядок и правила поведения в данном отделении. Вы должны были сообщить напрямую, или же опосредованно, что здесь происходит противоправное деяние…

Я не слушаю его, зацепившись за фразу «вы психически больны». Обидная фраза, но что я могу на неё возразить?..

Напоследок меня спрашивают, нет ли вопросов с моей стороны. Есть. Я нагло прошу позволения разрешить мне выходить из отделения с целью посещения библиотеки. Там, как я уже знал, можно пользоваться интернетом. Меня слегка тянуло в его сторону. Да и книг мне тоже нужно раздобыть. Читать здесь уже нечего.

Врачи напрягаются. У меня диагноз: Schwere depressive Episode mit akuter Suizidalität.[26]

Главврач спрашивает о голосах, которые якобы подвигают меня к самоубийству. Я отвечаю ему, что не слышу никаких голосов. Тут же вспоминаю школьный анекдот.

Комиссия по выписке больных из психиатрической лечебницы проводит контроль пациентов. У одного из них спрашивают, ловит ли он всё ещё рыбу в унитазе. Тот говорит, что не ловит, её там нет. Его выписывают. Потом оказывается, что он не такой дурак, чтобы выдавать рыбные места…

Главврач спрашивает меня о том и о сём, и каждый раз выводит разговор на голоса. Он держит меня за дурика, но я не таков. Меня этот разговор начинает забавлять и раздражать одновременно. Я говорю ему, что я не шизофреник и голосов не слышу, что желание расстаться с жизнью — это не эпизод моего депрессивного состояния, а прагматичная реальность.

Вот так я жить не могу. И вот так не могу. И эдак не получается.

Много чего перепробовал. Воз и поныне там. Сколько можно себя сказками тешить?! Ich bin einfach lebensmüde.[27]

Мне нравится эта фраза. Она очень верна в отношении меня. Я буду ей часто пользоваться в дальнейшем.

Я также огорошил врачей, сказав, что мне стало гораздо лучше. Депрессии больше нет. Удивительно, что её так быстро сняло лекарствами (я ещё не знал, что это лишь пауза, вызванная всей этой историей с побегом, да и самой жизнью в психушке; что-то подобное у меня было в Питере из-за участия в Марше Несогласных; скоро всё вернётся на круги своя; по той же причине, скорей всего, не было страха тогда — когда уходил умирать — происходило нечто новое для меня). Попросил снизить дозу расслабляющего медикамента, т. к. не хочу спать днём. Мне её, вроде как, пообещали понизить.

По поводу «выхода на свободу» лечащий врач спросил меня, могу ли я дать слово не сбегать и не пытаться покончить с собой на свободе в том случае, если таковое разрешение я получу.

Я: Я не сбегу.

Он: Вы должны пообещать.

Я: У меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом и воспользоваться взломанным окном в эту ночь. Да, я обещаю.

Он: Хорошо.

Отвинтить, что ли, ночью шурупы и ради хохмы сбежать в Берлин к Акраму. Что со мной сделают? Упекут в психушку в Берлине… Берлин лучше Вуншдорфа. Я лишь выиграю от побега. Но я даже на это лучшее не решаюсь. Ну, почему!?

После визитов к врачу было объявлено о внеплановом собрании всех пациентов и медперсонала касательно негласной темы «Побега господина Рамадани и его соучастника».

Сразу стало ясно, что все всё знают, знали до, и каждый немного больше других. Цыган был общительным и болтливым человеком. Успел многое растрендеть. Главврач прямым текстом сказал, что о подобных делах следует доносить. Достаточно лишь сказать, что где-то что-то происходит или произойдёт. Врачи сами, мол, догадаются и примут меры. Я начинаю думать, каким же таким образом…

Одна из женщин назвала цыгана «Lügenbaron'ом»[28] и сказала, что тот предлагал ей убить её мужа за 14 тысяч евро, которого эта дамочка, как я понял из последующего разговора, сама умудрилась избить и в результате очутиться среди нас. Хрупкая блондинка, симпатичная издали и несимпатичная вблизи. Вокруг неё всегда ошивается пара мужиков. Собачья свадьба. Цыган был в их числе. Susanna. Susanna mon amour. Я лишь пару раз пересекался с ней, но толком не разговаривал ни разу. По-моему, она в полном порядке. Психическом.

Вождь слушал всех долго и внимательно и под конец рассказал всю историю Рамадани, что знал сам, со всеми уточнениями, деталями и выводами. Сказал, что без немца-напарника тот ничего бы сам сделать не смог, нефиг всё валить на цыгана. Данный случай нужно рассматривать в связке с…