Кукум

Сегодня этот язык находится под угрозой, ведь чтобы выучить его, в нем нужно практиковаться в местах обитания. В наши дни молодежь предпочитает ему французский, которому ее учат в школах. Эти юноши и девушки вырастают слепцами, не желающими знать собственного прошлого, сиротами без корней. Но кого сейчас все это волнует? Кроме старых развалин вроде меня, для кого прошлое – единственное оставшееся сокровище?

* * *

Тяжелые снежные хлопья падали с неба медленно, как будто не решаясь. Зима подступала маленькими неслышными шагами… Перед лицом этой чистой и неукрощенной природы я чувствовала себя совсем крошечной, но при этом во мне все больше крепло чувство, что я обрела свое собственное место в жизни.

Я смотрела, как заносит снегом еще спящий лес, когда проснулась Кристина. Я заварила ей чай, и мы отправились осматривать силки, как делали каждое утро. Моя золовка скрепляла металлические нитки и прятала их, чтобы не было заметно, а главное – не трогала следов, оставленных зайцами. Тем утром два зайца попались в силки. Неплохо начинался денек.

* * *

Каждодневный труд – силки, охота, освежевание животных, копчение мяса, обработка и сохранение шкур – занимал все время нашей жизни. Но вечерами, когда я оставалась на ложе одна, мне все острее не хватало рук Томаса, его ласк, его дыхания на моем затылке. Я знала его всего несколько месяцев – и уже страдала оттого, что его нет рядом. Когда он наконец появился – они с отцом и братом принесли много пушнины, – я заявила ему, что в следующий раз мы уйдем в лес вместе.

– Там посмотрим, Альманда.

– Нет. Это решено, Томас.

Мое упрямство вызвало у него улыбку.

– Тяжело там, в верховьях. Надо ходить долго. А шкуры готовить быстро.

– Знаю. Ты думаешь, мы здесь в лагере баклуши бьем, что ли? Трудимся столько же, сколько вы, чтоб ты знал. Я пришла сюда за тобой не для того, чтобы жить в разлуке. Следующий раз пойдем вместе. И точка.

Он покачал головой. Такова была его манера сдаваться. Расхохотавшись, я бросилась ему на шею. Запустила пальцы в его кудри, потерлась о его кожу – как будто мне обязательно надо было убедиться, что он и вправду здесь.

Священная гора

Через две недели тяжелая белая пелена накрыла Перибонку. Снег сгладил все неровности почвы и выбелил ее лицо одним цветом.

В Сен-Приме зимы всегда боялись. Жители запирались в хижинах до самой весны, питаясь запасами, купленными в лавках в пору урожаев. Зима была испытанием, которое поневоле приходилось переживать.

У племени инну это было не более чем этапом в годовом цикле. Мороз кусает плоть и замораживает речки. Снег затрудняет переходы. В то же время для охотников он союзник, ведь теперь им легче следить за добычей: животные вдруг становятся такими уязвимыми.

Я вступила в свою первую зиму на Перибонке со смешанными чувствами страха и возбуждения. Малек подарил мне пару легких снегоступов, превосходно подогнанных к моему весу – он сам смастерил их из еловой древесины и оплел лыком. Этот подарок очень растрогал меня. Хотя старейшина со мной был сдержаннее, чем его сыновья, языковый барьер не мешал нам симпатизировать друг другу.

Малек был первым, кто стал называться Симеоном. До этого семья носила имя Атук. Но священникам не нравились слова, которых они не понимали, и они заставили всех инну взять себе французские фамилии. Так клан Атук превратился в семью Симеон. Малек родился в Пессамите, на Северном побережье. Как-то раз, когда мы остались с ним наедине, он рассказал мне, как попал на Перибонку.

Эта история восходит к тем временам, когда земледельцы еще не расселились по берегам Пекуаками. Белых там только и было что служащие в пунктах торговли мехами – первым таким был ларек в Тадусаке, а уж потом «Компания Гудзонова залива» открыла много других.

В те времена, когда Малеку едва стукнуло восемнадцать, случился страшный голод.

– Животные избегали нас. Дети дошли до того, что слизывали смолу из-под еловой коры, и многие из них поумирали от голода. Это было время великого страдания.

– А старики? Они как объясняли такое бедствие?

– Даже они ничего не могли понять, – ответил он мне. – Никто никогда не видел ничего подобного. Должно быть, мы не проявили должного почтения к Высшему Существу. Кто-нибудь вызвал его ярость, а расплачиваться пришлось всем.

Свое повествование Малек перемежал безмолвными паузами, с каждой из них словно еще глубже погружаясь в глубину своих воспоминаний. Затянувшись из трубки, он выпустил длинный клуб дыма. Потом снова принялся рассказывать.

– Видя, что все умирают с голоду, я решился уйти из Пессамита. Я поднялся по реке к северу. Но мне едва удавалось убить столько дичи, чтобы просто выжить. Оголодавший, изможденный, я все шел и шел, один в густом безмолвном лесу, и пока я продвигался вперед, вся природа словно замыкалась в себе, как существо, которое сворачивается в клубок, чтобы его не достал мороз. Деревья будто вдруг усохли, а их стволы, ставшие твердыми как камни, почти не брал топор.