Кукурузный мёд (сборник)

Встретила она его черными провалами заброшенных домов, пустыми городами и виселицами на перекрестках, да одичавшими полями. Молдавия была голодной, холодной, и, – как и правильно сказала покойная хозяйка, станок для БДСМ ей пухом, – изобиловала безынициативными пидорасами.

Но Санду ехал, с трудом преодолевая направления, в которые превратились молдавские дороги. Он знал, что, возможно, впереди его ждет много бед. Вендетта, голод, злоба и зависть односельчан… Но Санду не боялся. Он знал – главное не то, что снаружи, а то, что внутри. Права оказалась его подруга Белоника.

На своем поле и тыква – ананас.

Сын Ра

Крупнейшим специалистом мира по истории Древнего Египта молдавский тракторист Тудор Афанесеску стал не от хорошей жизни.

Если бы не сын, не быть бы Тудору тем, кем он стал…

Без сына, знал Тудор, никогда бы ему не расшифровать древние и загадочные иероглифы на Карийенской стеле – эти иероглифы были в отношении тех, что расшифровал Шампольон как глаголица Кирилла и Мефодия к современному кириллическому алфавиту, – не сделать поразительно точных выводов о влиянии этрусков на развитие мореходства в Нижнем Царстве, не сделать невероятно смелых и в то же время удивительно верных выводов о наличии в войсках фараонов боевых словно, и все это лишь по письменным источникам… В Египте, а тем более в древнем. Тудор не был. Но, как он сам не раз говорил ученикам и последователям, вовсе не обязательно трахать кошку, чтобы почувствовать себя униженным. Или что-то в этом роде, что Тудор слышал о кошке, художниках и авангардистах, просто пересказал эту пословицу в своем видении. К тому же, авторитет Афанасеску в мире египтологии был невероятно высок. Ему слали телеграммы, письма и поздравления, институт в Берлине жаждал узнать его мнение относительно Междуцарствования, исследовательский центр в Женеве высылал редкие криптографические знаки самого раннего царствия с униженной просьбой обратить внимание, когда – и если, – будет время…

Все страны мира, в которых были Египтологи, присутствовали на карте мира, наклеенной Тудором в большой комнате его просторной, всегда чистой мазанки. Не было на карте только Италии. Ее египтолог соскреб с карты мира бритвенным лезвием. Дело в том, что в Италии жила и работала бывшая жена Тудора, красавица Стелла. Жили они с Тудором всего два года, после чего она родила сына, – оправилась, и поехала на заработки, потому что Молдавия как раз выбрала путь независимости, свободы и процветания. По крайней мере, так говорили люди в костюмах в телевизоре, смотрел который Тудор все реже. С малым дитем на руках разве телевизор толком посмотришь? Только и хватало сил у Тудора на то, чтобы послушать радиоточку. Но там тоже говорили про свободу, независимость и демократию, и процветание, и от этих разговоров Тудор устал не меньше, чем от изнурительной работы в поле. Тем более, что платили за нее все меньше, а работы было все больше. Да и процветания, о котором талдычили люди в костюмах, все не было, да не было.

– Это потому что вы марамойцы мало работаете, – сказал бывший председатель колхоза.

– Привыкли как в совке баклуши бить, – сказал бывший председатель колхоза, а теперь зажиточный фермер.

– Привыкли пить, воровать, и не работать, – сказал он.

– Правильно Сталин стрелял за колосок, – сказал он.

– И не надейтесь, что снова все будет как при коммуняках и при Сталине вашем, – сказал он.

Тудор подумал, что, может, фермер и правда прав, и работать надо больше. Так что Тудор стал работать по 20 часов в сутки. От этого он возвращался домой, харкая кровью и согнувшись в три погибели, как раб с возведения пирамид Среднего Царства. Но Тудор тогда еще не был знатоком египтологии, поэтому он просто харкал кровью и шел, согнувшись. Дома его ждал любимый сын, чудесный мальчишка Петря. Он гукал, улыбался, и Тудор, взяв пацана на руки, забывал о своих легких и спине. Он платил няньке, – старухе с окраины села, – почти весь свой месячный доход. Стелла, к сожалению, перестала звонить и слать деньги сразу же, как только уехала в Италию. Это не очень удручало Тудора. Куда больше его расстраивало другое.

Мальчишка стонал без перерыва.

* * *

О том, что с мальчишкой что-то не так, Тудор догадывался с самого начала. Маленький Петря все время натужно стонал и кряхтел, но бабки в селе успокоили мужчину, сказав, что это от живота. А животом мучаются все мальчишки, сказали бабки. На всякий случай они посоветовали Тудору мазать живот мальчишки паутиной, снимать которую следовало в церкви, за иконами. Тудор, как человек, работающий с техникой, лишь отмахнулся от этих глупых суеверий. В церковь он пошел аж на пятый месяц жизни мальчика. Петря все эти пять месяцев стонал и кряхтел, чем едва не свел отца с ума. От боли губы ребенка были синими и поджатыми. Невесело выглядел маленький Петря, – и все стонал, стонал, да стонал без остановки, – когда Тудор, махнув рукой на свой атеизм, пошел в церковь, смести паутинок за иконами. Там-то его и подловил сельский священник, отец Паисий.

– Ая-яй, сын мой, – сказал он неодобрительно.