Кукурузный мёд (сборник)

Свирель, надо отдать должное властям, была отличная. Первое, что Костике дали по приезду, так это свирель. Дырки, правда, пришлось сверлить самому, потому что инструмент был декоративный, из театра… После того, как Костика разобрался со свирелью, что стоило ему зуба, синяка и ушиба плеча, несчастного поволокли к Храму Крысы. К тому уже боялись приближаться больше чем на километр, потому что крысы пожирали все живое. Раз в день им приносили осужденных на казнь, чтобы хоть чем-то накормить животных и предотвратить их исход на улицы города… К Храму подобрались по крышам, и опустили Костику с разбитого купола на пол по канатам. Костика вспомнил, как неожиданно трезво и умно глянул на него в этот момент всегда спящий, блюющий или отключившийся Лоринков.

А, черт, забыл, подумал Костика. Перестал играть и быстро крикнул:

– И тебя, нечистоплотный, урод Лоринков, вызываю на суд Божий!

– Не пройдет и года, – крикнул он.

После чего, не дожидаясь даже «пи-пи», продолжил играть. Что с того, что Лоринков оказался прав, и крысы стали слушать свирель, как завороженные? Это решало проблему, но лишь на то время, как он играл! И совсем не решало его, Костики, конкретную проблему! Он пробыл в церкви час, его чуть не сожрали крысы, и вот, он играет а они слушают, но стоит ему перестать – а он рано или поздно перестанет, – и…

Молдаване, подумал Костика. Все через жопу, все не продуманно, никакого плана, подумал он.

В это время распахнулись ворта Храма, и Костика с удивлением увидел, что внутрь заходит Лоринков. В парадном мундире золотого шитья писатель выглядел ослепительно.

К тому же, он еще и побрился.

* * *

– А вот и бог из машины, – сказал Лоринков.

– В смысле, а вот и я, Москович, – сказал Лоринков.

– Играйте, играйте, Москович, – сказал Лоринков.

– А что это вы за херню, кстати, играете? – сказал он.

– А, Максим, – сказал он.

– Ничего так, я бы вдул, – сказал он.

– Когда я уйду, то стану ветром, – напел он.

– Щелк-щелк, – заскрежетали зубами крысы, потому что пел Лоринков отвратительно.

– Молчу-молчу, – поднял Лоринков руки и улыбнулся.

– А можете для души сбацать чего-то? – сказал Лоринков.

– Ну там, «Весь мир следил за тем как мы уходим», – сказал Лоринков.

– Мара, певичка моя любимая, – сказал он.

– Напеть? – спросил он.

Костика, играя на свирели, отчаянно помотал головой. Не хватало из-за придурка этого еще погибнуть в зубах крыс раньше времени, подумал Костика. Попробовал наиграть песню певички Мары. Получалось неплохо. Крысы встали на задние лапки, и стал покачиваться в ритм, помахивая хвостиками. Ну, чисто дети на рок-фестивале в Раменском, подумал с умилением Москович.

– Москович, взгляните на мои погоны, – сказал самодовольно Лоринков.

– Меня произвели в маршалы и главнокомандующие молдавской армии, – сказал он.

– За то, что я избавлю город от крыс, – сказал он.

– Как вам форма? – сказал он.

Москович снова заплакал. Как и все молдаване, он был неравнодушен к шитью золотом и чинам. К тому же, что-то в тоне Лоринкова давало ему основания полагать, что пьяница несчастный не врет. Погоны и впрямь были маршальские.

– Вот, выторговал, – сказал Лоринков, сияя.

– Так что вы теперь обязаны мне подчиняться, потому что вы лейтенант запаса, – сказал он.

– А я целый маршал! – сказал он.

– Каково? – сказал он, любуясь эполетами.

–… – пожал плечами Костика.

– А теперь слушай мою команду, – сказал Лоринков.

– Вы играете, я открываю двери церкви и мы с вами идем, – сказал Лоринков, направляясь к дверям.

– Выходим из города, и направляемся к водной преграде типа река, – сказал Лоринков, с наслаждением выражаясь, как самый настоящий маршал.

Ну, как выражаются маршалы в понимании Лоринкова, который ушел на военных сборах в запой, конечно.

– У водной преграды типа река, обозначенной на картах условным названием типа Бык, – продолжил Лоринков.

– Вы становитесь на обрыв и перестаете играть, – сказал он.

Москович поднял удивленно брови.

– У вас все равно нет выбора, – сказал Лоринков.

– И извините, что я вас так жестоко обманул, – сказал Лоринков.

– Нет в правительственном гараже давно уже «мерседесов», – сказал он.

– Да и лобки здесь уже давно никто не бреет, – сказал он.

– А теперь давайте что-нибудь бравурное, – сказал Лоринков.

– Что-то бодрое, пафосное, про родину, и чтоб всех тошнило, – сказал Лоринков

Москович кивнул и заиграл «Осень» группы ДДТ.

* * *

…процессия, шествовавшая по городу, производила впечатление какого-то сумасшедшего праздника индуистов, помноженного на молдавский военный парад и римский триумф. В роли триумфатора выступал – с обидой подумал Москович – сам Лоринков. Он шествовал впереди колонны, держа в руках шест со статуей Мадонны, который подобрал у католической церкви. Москович вспомнил, как писатель прошептал, подбирая шест.

– А-у-тен-тич-но…