Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы

Она покачала головой и через минуту тихо продолжила: «Никто ничего не знал, кроме меня… Это случилось летом 1927 года. Мы сидели в ялике под развесистой ивой. Рядом проплыл белый катер, мы проводили его взглядом, заметив название на корме. Малкольм сказал… — если Колин и увидел, как внезапно изменилось выражение лица доктора Хэршома, то выдал себя лишь повторением последних двух слов. — Малкольм сказал: “Оттилия — красивое имя, правда? Можно сказать, семейное. У отца была сестра Оттилия, умершая еще ребенком. Если у меня родится дочь, то я хотел бы назвать ее Оттилией”».

Колин Трэффорд замолчал и посмотрел на доктора. Затем продолжил:

— После этого она долго сидела, думая о чем-то своем, а потом добавила: «Он ничего не знал, понимаете! Бедный Малкольм погиб еще до того, как я узнала, что у нас будет ребенок… Я так хотела назвать ее Оттилией ради него… Ему бы это понравилось… Надо было так и сделать». Потом она начала тихо плакать.

Доктор Хэршом подпер голову одной рукой, а ладонью другой закрыл глаза. Некоторое время он пребывал в неподвижности. Наконец он вытащил платок и решительно высморкался.

— Я слышал, что родилась девочка, — сказал он. — Я пытался навести справки, но мне сказали, что она вскоре вышла замуж. Я думал, что она… Но почему она не пришла ко мне? Я бы позаботился о ней.

— Она этого не знала. Ей нравился Реджи Гэйл. Он любил ее и готов был дать ребенку свою фамилию, — сказал Колин.

Бросив взгляд на стол, он поднялся и подошел к окну. Он постоял несколько минут, отвернувшись от доктора, пока не услышал движение за спиной. Хэршом встал и подошел к шкафу.

— За это стоит выпить, — сказал он. — Поднимем же тост за восстановление порядка вещей и за сокрушительное поражение элемента случайности!

— Я целиком и полностью за, — сказал Колин, — но хотел бы дополнить эту сентенцию подтверждением вашей правоты, доктор. В конце концов, вы правы: Оттилии Хэршом не существует. Больше не существует. Поэтому позвольте теперь представить вас вашей внучке, миссис Колин Трэффорд.

Другое «я»

В тот раз я встретил их по чистой случайности. Я, наверно, все равно бы немножко позже на них наткнулся, но тогда бы все вышло совсем иначе. А тут только я свернул за угол, как сразу их увидел — стоят спиной ко мне в самом конце прохода и осторожно выглядывают в большой коридор, чтоб выйти незаметно. Джин я узнал сразу: даже издали различил ее профиль. Что до мужчины, то он стоял ко мне спиной, однако я все равно уловил в нем что-то ужасно знакомое.

Я бы, наверно, так вот глянул на них — с любопытством, конечно, — и все бы на этом и кончилось, а уж специально следить за ними мне бы и в голову не пришло, но тут у меня мелькнула мысль, что они могли выйти только из лаборатории старого Уэтстоуна, которую и теперь, хотя он уже два года как умер, называют у нас «комнатой старика».

Конечно, Джин вправе была ходить туда, когда вздумается. Как-никак Уэтстоун был ей отцом, и все оборудование, что стояло там под чехлами, честно говоря, принадлежало ей, но на самом деле оно оставалось в целости лишь потому, что никому не хотелось первым начать его растаскивать. Старика у нас очень уважали за его работу — за ту, что он вел наверху, по должности, — и, хотя он малость, я бы сказал, помешался на одной своей теме, из которой никогда ничего не выходило, да, наверно, и выйти не могло, его престиж служил своего рода охранной грамотой комнате и всему, что в ней стояло. Это была дань его памяти.

Ну и, кроме того, иным из нас, тем, кто в разное время с ним работал, казалось, что какой-то смысл во всем этом был. Во всяком случае, некоторые полученные результаты позволяли предположить, что, не будь старик таким упрямым ослом и отступи он на шаг от своей теории, он бы добился успеха. И вот эта мысль, что когда-нибудь кто-то, у кого будет время и желание, сможет в этом деле чего-то добиться, помогала сохранять комнату и оборудование в том виде, в каком он их оставил.

И все же я не мог понять, зачем Джин ходит в лабораторию украдкой. Правда, спутник ее был кто угодно, только не ее муж.

Должен признать, что, когда я свернул с намеченного пути и пошел за ними следом, объяснялось это исключительно потребностью совать нос в чужие дела. Ведь, в конце концов, это была Джин, а ее я меньше, чем кого-либо, мог заподозрить в каких-то тайных делишках, да еще в этой пыльной комнате, среди покрытых чехлами аппаратов.

Но тогда почему же…

Когда я выглянул в коридор, они были уже далеко. Они больше не прятались, но все же соблюдали осторожность. Я заметил, что он взял ее за руку и ободряюще пожал ее. Я дал им скрыться за углом и пошел за ними.

К тому времени, когда я выбрался на улицу, они уже были во дворе, на полпути к столовой. Теперь они шли совсем как ни в чем не бывало, только все время всматривались в прохожих, словно кого-то искали. Я все еще был слишком далеко от них, чтобы узнать спутника Джин. Они вошли в столовую, я за ними.