Кукушка

— Смотря что понимать под словом «музыканты», — терпеливо пояснил поэт. — Это не сопливые менестрели, не нищие ваганты, а настоящая уличная труппа. Совершенно бешеные дядьки, один раз увидишь — вовек не забудешь. С аркебузой и ножом они обращаются так же ловко, как со скрипкой и волынкой, и больше музыки любят только хорошую драку. Здесь, в Брюгге, они обычно выступают на рыночной площади, или у городской башни, или как сейчас у церкви Онзе-ливе-Врауэкерк. Если вы не дурак, это уже должно вам что-то говорить: местечко там престижное и прибыльное. Никто из попрошаек и конкурентов не смеет им перечить, даже гильдия воров предпочитает с ними не связываться. Осенью парни играют на свадьбах, в другое время подрабатывают ситицинами[50], поэтому у них всегда есть разрешение на въезд и выезд, и им не помешает марионеточный театр. Они поедут с вами, а вы — с ними. Это будет хорошо.

— Straordinario... — пробормотал бородач и потянулся за кружкой. — Невероятно... И куда вы хотите прятать ваш груз?

— А вот над этим нам сейчас и предстоит подумать. Сейчас разбудим малышей, слегка вздремнём сами, а после полудня, когда прибудут Феликс и Михель, вместе будем решать.

Карл Барба помолчал.

— И куда я должен буду ехать?

Йост оторвался от кружки и вытер губы рукавом.

— В Лейден.

Нет, нет, мне не до смеха —
Нет окна и дверь размыта,
Ведь пытать меня приехал
Сам великий инквизитор.
Инквизитор наседает,
Подбирает инструмент:
«Ты скажи мне всё, что знаешь,
Полегчает и тебе...»[51]

Ялка сидела с ногами на кровати, раскачивалась и мычала этот простенький мотив, бездумно повторяя рифмованные строчки старой площадной песенки. Повторяя про себя — во всех смыслах. Городские мальчишки распевали эту песню в шутку или издеваясь, когда на улице стражники хватали ведьму, и Ялка никогда не могла даже подумать, что это когда-нибудь будет касаться её.

Сегодня был ветер. От его порывов дребезжали стёкла в окнах, с крыш летела черепица, а вокруг монастыря весь день раскачивало тополя до скрипа и один переломило пополам. Эфемер весны стал видимым и осязаемым, оделся плотью, поднялся на ноги и двинулся по миру, рассыпая зелень и гоня по небу дождевые облака. Земля вздохнула наконец и начала цвести.

Весенний день год кормит — истина известная. Хозяйство оживилось. Все работы в обители полетели полным ходом. Если из монахов кто и вспоминал о девушке, она сама о том не знала. Не хотела знать. Давление стен и потолка день ото дня становилось всё более тяжёлым и гнетущим. Она старалась меньше думать и не ждать. Жизнь закруглялась, замыкалась в круг, в кольцо, суля кому-то возрождение, кому-то — смерть.

Кому-то, может быть, перерождение.

Но что-то изменилось. День за днём, месяц за месяцем последние полгода-год Ялка теряла всех, кого любила или даже знала. Наконец и вовсе не осталось никого (нельзя же было, в самом деле, таковым считать пройдоху Карела). Прежняя жизнь кончилась, уйдя сперва в воспоминания, потом и вовсе в небытие. И вот внезапно появилась ниточка из прошлого, знакомый травника, не враг, не друг — кто-то третий. Что можно было ожидать от него, чего нельзя, к чему вообще всё это, Ялке было непонятно. Появление этого человека не принесло ей ни страха, ни облегчения. Чувство, наверное, было сродни тому, которое испытывает висельник, у которого оборвалась верёвка: хорошо, что жив, но сколько ж можно мучиться, скорей бы уж всё кончилось...

И интерес: помилуют иль снова будут вешать?

Если б были ещё силы,
Я сказала бы: «Мой милый,
Я не знаю кто я, где я,
Что за силы правят миром;
И мои опутал ноги
Длинных улиц лабиринт...»
Инквизитор мне не верит,
Заворачивает винт...

Сегодня был ветер. Из разболтавшейся обкладки переплёта выпало стекло. Выпало наружу и разбилось — не собрать. Всю ночь сквозило, тонкое одеяло не спасало от холода, Ялка распотрошила подушку, выдрала большущий клок соломы — заткнуть дыру, но помогло это мало. Она не выспалась и следующий день продремала. Привычный распорядок поломался, и следующим вечером она долго лежала без сна, вслушиваясь в завывания ветра и шаги караульных (после памятного визита Карела стражу удвоили). И лишь поэтому, наверное, смогла услышать шорох, а потом — увидеть в лунном свете, как земля в углу её каморки начала шевелиться, вспучиваться, а потом осыпалась куда-то внутрь, и в полу образовался лаз диаметром где-то с её руку. Ялка умолкла и замерла. Сердце её колотилось как бешеное.

Некоторое время ничего не происходило, затем в углу возникло шевеление, и Ялка различила усатую серую мордочку с чёрными глазами-бусинками — она торчала там, в дыре, и подрагивала, нюхая воздух. И только убедившись, что непосредственной опасности нет, зверёк вылез целиком.