Кукушка

В корабельных кузницах ковали заступы и кирки с таким рвением, что на одной шхуне случился пожар. Все ждали возвращения таинственного гонца, который всё не прибывал. Яльмар мрачнел всё больше, а когда миновали ночь, день и снова начало темнеть, испросил у адмирала дозволения начать высадку без предупреждения.

— Я не знаю, что случилось, — сказал он, — только ждать больше нельзя. Погода удачная. Будем надеяться, что моему человеку всё же удалось их предупредить.

— С Богом! — только и сказал де Мантеда.

И больше вопросов не было.

Береговая полоса здесь представляла собою намытую морем песчаную косу, естественным образом отгораживавшую море от низин. Справа высилась дамба — огромное, поросшее травой сооружение, уходившее во тьму; ни шлюзов, ни естественного стока в ней не было. Причалить сюда было бы затруднительно, а подать наверх бочонки без специальных талей — вовсе невозможно. Решено было атаковать, как выразился Сваммердам, «с изнанки», и сейчас бойцы сгружали с кнорра бочки с порохом и горючим маслом и катили их вверх по склону. Восточнее находилась ещё одна дамба, но там были устье реки и застава с наблюдательным постом и артиллерийской батареей. Варяги выставили двух дозорных и работали в полной тишине; в ночи слышались только шорох набегающих волн, топот ног и сдержанная ругань, когда кто-то спотыкался или случайно отдавливал ногу. Тем же способом, что и бочонки, думали сгрузить и Хейре Сваммердама, но тот сам спустился по верёвке и двинулся к дамбе, увязая в песке своей деревяшкой. Яльмар последовал за ним.

— Старая дамба, одна из первых, — определил Сваммердам, подойдя к ней вплотную. — Ей лет двести или триста. Знатная работа! Сейчас так не строят, нет… Даже жалко взрывать.

— К делу, старик, — нетерпеливо прервал его Яльмар. — Куда закапывать бочонки?

— Сюда и сюда, — показал Сваммердам и пояснил: — Здесь и так уже размыто. Весь этот год, пока идёт осада, за дамбами никто не присматривал. Надо выкопать ров в рост человека или чуть больше.

— Ров?

— Два рва. Чтоб сужались наискось друг к дружке. В виде буквы «V».

Работа закипела. Все ощущали беспокойство, никого не надо было подгонять. Древние белги строили с размахом. Под слоем дёрна и песка были сваи, щебёнка и «глиняный зуб», кирки то и дело высекали искры из камней. Яма росла вширь и вглубь, бочка громоздилась на бочку, а конца работе не предвиделось. Рядом с первой ямой начали рыть вторую.

— Закапывать надо?

— Даже не знаю, — признался Сваммердам. — Мне никогда не приходилось взрывать такую толстую стену. Наверное, нет.

— Ты взрывал запруды?

— Один раз. Обычно мы таскали лодку волоком в обход постов. У нас тогда была двухмачтовая фелюга с косыми парусами, лёгкая как пробка, против ветра шла — загляденье. Я почему и вспомнил: нас однажды обложили с двух сторон, разгружать лодку не было времени, а груз был дорогой. Мы тогда бочонок пороху извели, но разломать запруду так и не смогли. Пришлось идти через шлюз. Мостовщики нас пропустили, но денег содрали…

Яльмар вытер с лица брызги дождя. Посмотрел на небо. Сквозь быстро летящие облака проглядывали звёзды. Прошло часа, наверно, три, а может быть, четыре, близился рассвет. Ветер нёс синеватую морось и клочья тумана. Дождь колотил по бочкам, по камням, по спинам землекопов. Было холодно. Люди устали. Всё чаще то один, то другой опускал кирку или лопату и прислонялся к стенке вырытой ямы, чтоб передохнуть и сделать глоток женевера. Многие жевали табак, чтобы взбодриться.

— Старик, — проговорил варяг, — что для тебя эта война?

Сваммердам поудобнее оперся на трость и в свою очередь поглядел наверх, потом на яму под ногами. Чернеющий во тьме раскоп напоминал свежевырытую могилу для великана.

— Я стар, — ответил он, — наверное, мне уже не нужны эти игры. Дело передать мне есть кому, а дочки повыходят замуж и вряд ли хоть одна останется в таверне. А золото одинаково ценится при любой власти. Я не знаю, кто прав, кто нет. Скорее всего не правы обе стороны. Я ведь католик, господин Яльмар. Но религия — это же только формальный повод к войне. Если б король не задавил нас непомерными поборами, если б не прислал испанских попов и наместников, не было б и войны… Я же торговец, я же знаю. При каждой продаже теперь взимают десятую долю движимого и двадцатую — недвижимого имущества. Видано ли это? Товар, перепроданный дюжину раз за неделю, целиком отходит Короне. А инквизиция настолько взбесилась, что мы привыкли к ежедневным смертям — разве может быть полезной такая привычка? А по большому счёту мне всё равно, кто как молится Христу — на латыни или на фламандском: в жисть не поверю, что Господь не знает языков. Так что, если говорить о душе, то старая добрая вера мне дороже, я как-то, знаете ли, уже привык, и не в мои годы переучиваться… Слава богу, принц издал указ, чтоб не преследовали за веру: все уже давным-давно Смекнули, в чём причина свары, Но уж если выбирать, где жить, я предпочёл бы свободные Нидерланды, пусть даже под знаменем реформатов.