Кукушка

Лин приходит в голову та же мысль.

«Беги!» – говорит она. Поворачиваюсь. «А ты?» Не хочет – ей скоро рожать. Обещает сунуть мне в постель подушки и отдает свои тапочки и кофту…

Конни замолчала, погрузившись в воспоминания.

– То есть вы просто взяли и вышли? – спросила Эмма тихо, не давая отвлекаться.

– Я ее так и не поблагодарила. Не знаю даже, кто у нее, мальчик или девочка. Я выбегаю под дождь в чем была и кидаюсь сквозь кусты к воротам. Понятия не имею, где я. Где-то на окраине, в глухомани, куда никто не заглядывает. Я даже не помню, как меня сюда привезли. Мчусь по переулкам, отбегаю на безопасное расстояние, останавливаюсь. Никто не гонится. Перехожу на шаг, ориентируясь на отдаленный шум машин. В конце концов попадаю на оживленную улицу, где люди спешат по своим делам. На меня не обращают внимания.

Мне хорошо. Я свободна и не верю своему счастью. Но уже темнеет, холодно, я промокла и потому решаю подъехать на автобусе. Жду на остановке. Первый попавшийся идет до Слоун-сквер. Там можно пересесть на двадцать второй. Проскальзываю в задние двери за парочкой молодых девиц. Девчонки хихикают; возможно, надо мной – моими патлами и тапочками. Зрелище, наверное, кошмарное. Забираюсь на второй этаж, сажусь сзади и скоро согреваюсь. Впереди – мужчина в очках, я почти уверена, что он за мной шпионит, снимает на камеру с помощью особенных шпионских очков. Потом выходит, притворяясь, что ему нет до меня дела. Автобус едет целую вечность. Мне плевать; я радостно смотрю на мокрые улицы, нарядные витрины и окна домов. Думаю о детях, о том, что надо купить, рождественских чулках, подарках. Столько всего нужно успеть! Прежде чем пересаживаюсь на двадцать второй и добираюсь в Патни, проходит целая вечность…

Конни замолчала, погрузившись в воспоминания.

– Что произошло потом?

– Иду короткой дорогой, через мост, мимо кладбища. Я словно в параллельном измерении. Я призрак. Возле дома Несс замедляю шаг. В окне сверкает стильными белыми огоньками и изящными шарами елка. Наверное, украшала Иви. Странное ощущение – здесь совершенно ничего не изменилось, кроме меня. В кухне на другой стороне горит свет, но я знаю, что никого нет, – она всегда так делает, когда уходит. Смотрю на ярко-желтую входную дверь, за которой теснятся воспоминания: счастливые времена, когда росли вместе наши дети, играли в игры, смотрели телевизор субботними вечерами. Дети танцевали танго и вальсы, а взрослые оценивали их по шкале от одного до десяти, отворачиваясь от экрана, чтобы побыть судьями в конкурсе талантов; дети носились по дому, а взрослые сидели за столом, потягивая вино и наводя порядок в мире, и Лия костерила шоу-бизнес. Новый год, дни рождения, детские праздники, взрослые сборища… Поистине счастливое время! И вот – те же кирпичи, но все пронизано невидимыми трещинами. Медленно обхожу дом.

В кухне никого. Достаю ключ от задней двери из-под цветочного горшка, где она его прячет. Открываю стеклянные двери. Фруктово-сладкий аромат так же знаком мне, как запах собственного дома. Тихо, если не считать жужжания холодильника. Несс не такая аккуратная, как я; в раковине свалена посуда, по столу раскиданы школьные тетрадки, в корзине – куча грязного белья, чистое и влажное развешано на батареях и спинках стульев.

Захожу, переодеваюсь в ее сухую одежду и сразу чувствую себя намного лучше. Замечаю на дверце холодильника фото всей нашей компании на школьном бале: мы застыли во времени, смеемся и не подозреваем о грядущих бедах. Снимаю, чтобы лучше рассмотреть. Становится грустно, охватывает тоска по давно минувшим дням. Больно, очень больно. Открываю кухонный ящик, вытаскиваю большие ножницы и режу у нее между глаз, потом – его, по губам. Боль утихает. Куски фотографии падают на пол.

Прихватываю ножницы и лезу в холодильник. Съедаю кусок яблочного пирога и прохожу в коридор, где открываю шкаф. Прижимаюсь носом к куртке Карла. Вдыхаю его запах. Рядом висит куртка Несс. На самом деле – моя. Коричневая кожаная куртка, которую я купила себе, но отдала, потому что на ней она лучше. Острые ножницы легко режут кожу. Приятно… Разрезаю обе куртки надвое, закрываю шкаф. Веду рукой по стене, оставляя след из накренившихся фотографий. Мокрые пальцы проводят дорожку на голубой побелке (цвет, который в счастливые времена я сама выбрала), от хлюпающих туфель на половицах (которые я помогала красить) образуются лужи.

Поднимаюсь наверх, царапая ножницами стену, замечаю грязь на ковре. Останавливаюсь. Что-то новенькое: Несс покрасила ванную в скучный бледно-желтый цвет, – или, может, это его идея. Иду в спальню, включаю ночник и оглядываюсь. Вспоминаю, как лежала с ней на кровати, когда ушла Лия; утешала ее, читала вслух «К звездам» Хэммонд, чтобы она перестала рыдать, и крепко ее обнимала, если она все равно рыдала; приносила чай, когда она не могла заснуть. Тогда это безрадостное будущее даже вообразить было нельзя. «Все будет хорошо», – уверенно говорила я. А вышло иначе…

Конни поворачивает туда-сюда голову, как будто оглядывает комнату.