Кукушка

Жуга смолчал и снова повернулся лицом к небу. Зерги не стала его беспокоить. С другой стороны костра, укутанная в плащ, посапывала девочка, а чуть поодаль, на ложе из утоптанной травы, улёгся Рутгер в волчьем облике. Он спал тревожно, чутко и при каждом шорохе мгновенно просыпался и глядел на травника и Зерги – пристально, недобро, но без злобы. И то хлеб, если подумать.

Жуга вздохнул. Прошёлся пятернёй по волосам.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Я давно уже не думал о любви. По правде сказать, любовь – это такая штука, которая не спрашивает, веришь ты в неё или не веришь. От веры здесь вообще ничего не зависит. Когда я был моложе, я думал, что любовь – это когда ты не можешь жить без другого человека, когда тебе плохо, если этого человека нет рядом. Потом, сколько-то лет спустя, мне стало казаться, что любовь – это когда ты просто хочешь, чтобы любимый человек был счастлив…

– Счастлив? – перебила его Зерги.

– Ну. Вот счастлив – и всё! Любой ценой. Я даже не задумывался, что такое счастье в её понимании, а иногда оказывалось, что для её счастья мне как раз лучше бы уйти. – Жуга помолчал, будто его посетили воспоминания, потом потряс головой и продолжил, уже не очень охотно: – Ещё потом я думал, будто любовь – это когда тебя понимают. А сейчас, когда ты спросила… Знаешь, ты, наверное, будешь смеяться, но сейчас мне кажется, что любовь – это когда ты просто можешь быть с кем-то вдвоём и не ругаться с ним. Или нет, пожалуй, не так. Как бы сказать… Ну, в общем, для меня сейчас это просто возможность быть с кем-то потому, что хочешь быть рядом, и потому, что можешь. Можно поворчать вдвоём, поругаться, что-нибудь натворить, набедокурить или что-то вроде этого – очаг разжечь, обед сварить… поле вспахать, родить ребёнка, дом построить… да, наконец, просто сидеть и молчать вдвоём, и это будет по сердцу обоим. Я тебя разочаровал?

– С тобой разочаруешься, как же, – проворчала девушка и плотнее завернулась в одеяло. – У тебя всё время мозги набекрень.

Травник хмыкнул.

– Сама виновата. Нечего было спрашивать.

– Да я не о том! – отмахнулась Зерги. Закусила губу. – Странный ты человек, Жуга! Поговоришь с тобой и удивляешься: чего я сама об этом не подумала? А с другой стороны, ведь это только слова. Говорить-то ты мастер, айе, говорить многие умеют. А на деле что? Ни черта на деле не получается. Вот ты, к примеру. У тебя была такая, чтобы с ней вот так, как ты сказал, в огонь и в воду? А?

Жуга ответил не сразу.

– Была, – наконец сказал он.

– И где она сейчас?

– То в огне, то в воде.

– А ты тогда чего?..

Жуга опять повернулся и взглянул на девушку. Его запавшие, как в лихорадке, голубые глаза в кругах бессонных синяков смотрели дико и пронзительно; он даже не моргал.

– А я – и там, и там, – ответил он. – Жду, когда она хоть что-то выберет.

Зерги пробрал холодок.

– И чего я тебя, в самом деле, расспрашиваю, – нарочито грубо проворчала она, в основном чтобы скрыть смятение. – Ни толку, ни понятия. Одна морока.

Заслышав нотки недовольства в её голосе, белый волк вскинул голову и уставился на травника. Зерги и Жуга смотрели на него и молчали.

– Любишь его? – вдруг тихо спросил травник.

– Тебе-то какое дело…

– Я всерьёз спрашиваю, не злись. Любишь?

– Да, чёрт побери, люблю, люблю!.. – вдруг выпалила Зерги, будто признаваясь в чём-то постыдном и ужасном, что немыслимо для человека, для женщины. По щекам её бежали слёзы. – Что, доволен, да? Доволен? Всё б тебе раскладывать по полочкам да мозговать, да разговаривать! А сам-то что? By Got! Да ты хоть понимаешь, каково это, когда ненавидишь человека, съесть его готов со всеми потрохами, дёргаешься, как на иголках, а сама таешь, чуть только он посмотрит на тебя, а внутри тоже всё дёргается – дышать не можешь, если он рядом! У-ум, ненавижу, ненавижу!.. Ну давай скажи ещё что-нибудь!

Она умолкла.

– Он понимает нас? – спросил Жуга вместо ответа, всё ещё глядя на Рутгера.

– Что? А… Не знаю. – Зерги вытирала слёзы так яростно, словно хотела содрать кожу с лица. Всхлипнула. – Нет. Наверное, нет. А что?

– Да так, – пожал плечами травник. – Мы тут орём, а он только молчит и смотрит. Даже не шевелится.

– Чужая душа – потёмки.

– Кто он такой?

– Рутгер? Обычное дело. Наёмник. Только я, как его увидела, сразу что-то этакое поняла. Не могу я, Жуга, сил нет! Никогда со мною не было такого. Не любила никого, айе. Учителя своего, Веридиса, даже его не любила, а так… благодарна была, что подобрал, не бросил подыхать на улице, учил, воспитывал… арбалет мне купил…

– А родители?