Кукушкины дети

– Да, да. Не близкие, но родственники – вмешалась молоденькая официантка Таня, любимица посетителей мужского пола. Она продолжала, ни на минуту не забывая о своей красоте и кокетничая даже перед коллегами. Ей хотелось показать, что она не только красива, но и умна. – Не волнуйтесь, девчонки. В руководстве кроме них теперь еще семь человек будет. Вот Римма Павловна тоже в учредителях. Их двое, а нас семь человек. Голосовать будут как? Семь – это же всегда больше чем два. Правда? А наши женщины нас в обиду не дадут. Интересы же у всех общие – она победно оглядела присутствующих, ожидая одобрения и согласия.

– Овца! Ты б молчала лучше, если такая тупица. Ты б узнала сначала, как голосуют в таких организациях. Думаешь, как раньше? На комсомольских собраниях? Руку подняла и все дела? – подала голос пышнотелая красотка, нстоящая «Кустодиевская красавица», буфетчица Анжела. Нрав ее был весьма дерзок и резок. А исполинский рост и внушительная масса тела делали ее удивительно смелой в различных конфликтах, которые случались вокруг нее в изобилии.

– Не тупей тебя. Острячка хренова – огрызнулась Таня.

– Тупей! – безапелляционно утвердила толстуха, будто точку поставила. – Ты бы почитала сначала закон, а потом и вещала тут, как умная.

– А чего мне их читать. У меня доли нет. Пусть владельцы читают.

– А я вот читала. И скажу вам, что голосуют долями – чеканя каждое слово, объявила буфетчица.

– Как долями? – удивленно раскрыла рот Таня.

– Как? Как? Срал да упал. Кто-нибудь толкнул. Поняла? – Таня определенно злила Анжелу.

– Анжела, перестань ты ей богу девку травить. Скажи по-человечески, что ты там вычитала. Дело же серьезное. Не надо нам доказывать, какая ты грамотная. Мы и так это знаем – включилась в разговор бухгалтер Людмила Геннадьевна, которая всегда умела найти подход к людям. Польщенная Анжела сразу же смягчилась.

– Так долями будут голосовать. Я же говорю, так написано.

Все молчали. Рассказчица, видя непонимание, продолжила:

– Доля – это сколько процентов. Ну, процентами то есть.

Тут до всех дошло. Сначала, молча, смотрели друг на друга, понимая, что мысли у всех одинаковы, затем начались и звуковые выражения.

– Оппа! Вот так дела! То есть, у них шестьдесят процентов и они всегда будут верх брать? Так? – учредительница Римма Павловна возмущенно развела руками.

– Получается так – согласилась Анжела.

– И по какой фиг я тогда в эти учредители влезла? – вопрошала женщина.

– Как, по какой фиг? Прибыль будешь получать. Это раз. Кроме зарплаты еще и прибыль. Даже из пяти процентов прибыль может быть больше чем зарплата. Да и не уволят тебя. Это два. И на худой конец, если не заладится что-то, ты же со временем долю свою продать можешь гораздо дороже, чем купила. Это три – горячилась буфетчица. Теперь все уже действительно с уважением посмотрели на нее. Римма Павловна, переварив информацию, обратилась к собеседнице:

– Ты хоть и грубиянка, а мозги у тебя работают.

Большинства присутствующих эти перспективы не касались. Их будущее относительно работы было совсем туманно. Света слушала в пол уха. Ей это было уже все равно. На ее место уже взяли другую девушку. Единственное, что ей осталось – это получить причитающиеся деньги, тем более, что за предыдущий месяц она тоже еще не получала. Она тихонько обратилась к бухгалтеру:

– Людмила Геннадьевна, а когда я могу получить трудовую и расчет?

– Ну, трудовую тебе выдадут. Пиши заявление по собственному с первого июня и приходи завтра.

– А почему с первого июня? Я же почти весь июнь отработала. До двадцать шестого включительно. Как же я деньги за июнь получу?

– А ты и за май не получишь.

– Почему? – занервничала Света.

– Так. Давай без эмоций. Никто еще ни за май, ни за июнь не получил. Это, во-первых. А во-вторых, это не я решаю. Я передаю то, что мне директор сказал. А в-третьих, ты фактически прогуляла последний месяц. Дорогуша. Не тебе права качать.

– Как же это? Я же дала телеграмму, что у меня муж умер, и что я беру за свой счет. Мне же в этом не отказали. Я же потом еще звонила. Директор не возражал.

– Да потому что всем не до тебя. Вот никто и не возражал. Тут и без тебя есть о чем думать. А заявление ты не писала. Так? И тебя никто не отпускал. Так? А слова к делу не пришьешь. Звонила ты или нет, я не знаю. И никто не знает. Или увольняйся, как тебе говорят или уйдешь по статье.

Света была совершенно обескуражена и удивлена недоброжелательностью бухгалтера.

– Как же так? У меня же муж умер.

– Понимаю, девонька. Понимаю. Только теперь это не причина. Смертью теперь ничего не объяснишь. Вон, на шинном заводе зарплату скоро как полгода не платят. Одна женщина, мать-одиночка двоих детей так страдала, что ей детей кормить нечем, что повесилась. На заводе. Ночью. Прямо в цехе. А в записке написала: «Пусть моих детей теперь кормит директор Кондратьев». И ничего. Никому даже выговор не влепили. Вот такие дела. Мой тебе совет, бери книжку и уходи. С хорошей трудовой устроишься в другом месте.