Кукушонок

Как я тосковала по такой минуте, как мне не хватало Гернота, как одиноко мне было в моей широкой кровати! Однако двоякие чувства, к которым примешивалась ярость, мешали сближению. Мне срочно требовался платок, и я высвободилась из его объятий.

— Ты вообще-то поддерживаешь отношения со Штеффеном и Биргит? — спросила я и основательно высморкалась.

Гернот смотрел в окно.

— Время от времени мы со Штеффеном и его другом играем партию в скат, — уклончиво ответил он. Но тут до него что-то дошло: — Ах вон оно что, вот почему слезы! Видимо, ты еще раньше меня узнала эту грандиозную новость, — сказал он, — ты ведь видишься с Биргит каждый день.

— Я ничего такого не знаю, — сказала я. — Даже не догадываюсь, на что ты намекаешь.

— В самом деле, Аня? Хотя это полагается пока что сохранять в тайне, но Штеффен все же выдал мне ее. Наш славный Штеффен горд, что твой Оскар. После стольких лет у них наконец-то будет ребенок! Я хотя и рад за него, но мне немного обидно!

У меня потемнело в глазах. Я стала глотать ртом воздух.

— Ради бога, Аня! Сейчас принесу тебе стакан воды! Или, может, лучше чаю?

9

— Где кухня? — спросил Гернот.

Я махнула в неопределенном направлении, и он сразу бросился туда. Одумавшись, я пустилась за ним вдогонку, от горячего чая мне хотелось бы отказаться. А то вдруг ему придет в голову воздать мне тем же — по принципу «долг платежом красен».

Но Гернот попал почему-то в спальню, с любопытством посмотрел на широкую кровать и тихонько присвистнул, однако от комментариев воздержался.

— Чаю мне не надо, — сказала я, шмыгая носом. — Но если хочешь, можешь проинспектировать все комнаты.

Иронии он не почувствовал и без промедления двинулся в кабинет, примыкающий к спальне.

Я предусмотрительно распахнула и дверь кухни, поскольку в четвертую, выкрашенную в оранжевый цвет, комнату мне не хотелось его пускать. Там все выглядело временно, на окнах засохла грязь, для запланированной там гостевой комнаты с библиотекой не хватало как спального места, так и благородного белого стеллажа во всю стену. Большинство своих книг я по глупости оставила в домике. Следовало бы, наверное, попросить Гернота привезти мне хотя бы нескольких классиков.

При виде моего кухонного буфета Гернот разинул рот и выпучил глаза, приблизительно так же, как это сделала мама.

— Стол, стулья и вся обстановка достались мне от старушки, которая жила здесь до меня, — сказала я.

Гернот не осмелился раскритиковать эти предметы мебели. Для него, всегда ценившего шикарные и функциональные кухни, это, должно быть, стало шоком, с другой стороны, ему ли не знать, сколько стоит дизайнерский проект. Он без слов взял с посудной сушилки стакан из-под горчицы и налил в него воды из-под крана, что я могла бы сделать и без него.

— Папки уже лежат приготовленные, — сказала я, чтобы уже наконец от него избавиться.

К счастью, он сразу все понял, подхватил большие пластиковые пакеты, в которые я все погрузила, и распрощался.

Короткий визит Гернота еще долго не шел у меня из головы. Наверняка он не поверил, что моя мать забирала из домика вещи без моего участия. Штеффен тоже мог ему рассказать, как помогал мне вывозить телевизор. Вообще-то мне следовало сегодня вернуть Герноту ключи от дома, но он явно помнил об этом так же мало, как и я. К тому же ведь неизвестно, не понадобятся ли они еще когда-нибудь.

Кроме того, мои мысли неотрывно вертелись вокруг беременности Биргит. По крайней мере, я правильно истолковала приступы ее тошноты. Судя по всему, Штеффен пока не сомневается, что ребенок от него. И если бы Гернота мучила совесть из-за того, что он тоже мог быть отцом ребенка, он вообще не упомянул бы об этой сенсационной новости. Что же мне думать? Если Биргит в одно и то же время спала и с мужем и с любовником, она и сама не может в точности знать, кто отец. Или все-таки может?

Когда она в следующий раз попадется мне на глаза, непременно заговорю с ней о ее беременности.

Случай поговорить с глазу на глаз представился только в конце октября. Случайно я застала Биргит в учительской одну, она проверяла тетради. На ней были джинсы и коричневый мохеровый пуловер, на лице было недовольное выражение.

Она явно меньше всего ожидала моего приближения, потому что вздрогнула, когда я направилась прямиком к ней.

— Это правда? Ты беременна? — спросила я без обиняков.

Она покраснела.

— Не в моих привычках болтать в учительской о личных делах. Пока что никому не следует об этом знать…

— Но почему? Рано или поздно ты все равно не сможешь это утаить!

— Критический срок еще не миновал, и о таких вещах не трезвонят с высокой колокольни. А ты вообще откуда знаешь?

— Гернот сказал по секрету, а он узнал от Штеффена, — ответила я. — Мы-то всегда считали, что вы не хотите детей.

Биргит нервно заерзала на стуле, скривилась и в конце концов затолкала тетради в папку.

Она растеряла всю свою жизнерадостность, отметила я.