Кукушонок

– Ну, это ещё вопрос: кто кого раньше снимет, – возразил Жора. – А если, антр ну, – щегольнул он знанием французского выражения и тут же его перевел, – только между нами, честно и всерьёз, вы что: не видите, куда страна катится? Дожили: у нас уже средь бела дня немецкие летчики на Красной площади садятся! И никто ни гу-гу! А то ли ещё будет! Вы же умный человек! Всё, кончается ваше время! Готовьте запасной аэродром, папаша, и делайте ноги, пока не поздно! Спасибо, конечно, вам, что поддержали нас с Дарьей на первых порах, а теперь я сам как-нибудь. Ну, а если хотите, чтобы ваши дочь и внучки были сыты, лучше помогите, пока еще при власти, снять хороший офис. Я тут с одним нашим поволжским немцем бизнес надежный замутил: будем торговать импортными компьютерами и оргтехникой. Сами же не умеем делать, а буржуйская продукция нарасхват пойдёт.

– Вот что тебе, Георгий, неймётся, а? Какого еще рожна тебе надо?! Тебя же лично партия не обидела, нет? На хорошую работу пристроен – не мешки ворочать, не сопли детишкам в сельской школе подтирать! В коммуналке не ютишься, ни в каких очередях ни за чем не стоишь…

– А я, может, не за себя, а за народ радею. Людям сегодня на одну зарплату жрать нечего, а на две – некогда!

– О, тоже мне, радетель нашелся! Что-то не замечал я, чтобы это тебя раньше заботило! Дарья, зачем ты откопала этого говнюка на наши головы?

– Пап, пожалуйста, не впутывай меня в эти ваши дела – я в них ничего не понимаю, – отозвалась из кухни дочь. – Жора – взрослый мужчина и, наверно, знает, что делает. А у меня своих забот полон рот…

– Деда, ты зачем на папочку кричишь? – хором вступились за отца и близняшки.

– Да пошли вы! Ишь, спелась семейка! Ноги моей в вашем доме больше не будет! – прокричал он из прихожей и хлопнул дверью…

Но хватило гнева тестю ненадолго. Может потому, что в обкоме за идеологический выверт Жоры его не только не пожурили, а даже посочувствовали: мол, с этой перестройкой совсем молодёжи мозги задурили! Тем более что ничего нового, чего за время гласности в стране публично не обсудили и не предали анафеме, Горелов в той статье не сообщил: так, по верхушкам пробежался. А вся его смелость свелась лишь к громкому хлопанью партийной дверью…

А может еще и потому, что к этому времени власть действительно уже дала слабину. Согласились же на самом верху, к негодованию гореловского тестя, всерьез обсуждать предложенную либеральными экономистами программу замены прежней планово-распределительной системы на рыночную.

– Это же откровенные нападки на завоевания социализма, курс на реставрацию капитализма, – заключил Иван Кузьмич, внимательно изучив документ. – Не понимаю, куда КГБ смотрит и почему все эти антисоветчики до сих пор на свободе? Вместе с Меченым и Беспалым, которые такое безобразие одобряют. Ничего, найдётся на них управа!..

«Лебединое озеро»

В то августовское утро Иван Кузьмич появился у Гореловых непривычно рано, когда семейство ещё завтракало.

– Ну, что я говорил?! – торжествующе заявил он буквально с порога. – Все, зятёк, хана твоему Меченому! Доигрался, перестройщик хренов! Включи новости!

В телевизоре вместо утренних новостей показывали знаменитый балет «Лебединое озеро».

– И что? – спросил Жора. – Может, чаю с нами попьете и спокойно расскажете, что там опять стряслось? Мы на кого-то напали или нам войну объявили? Хотя нет, такое невозможно: мы ж теперь не «империя зла» и не «Нижняя Вольта с ракетами». И Меченый, как вы изволите неуважительно называть первого президента нашей великой державы, вроде как всему миру люб. Советские войска из Афганистана вывел, Варшавский договор похерил, Германию объединил, ну и так далее, и тому подобное…

– Скоро узнаешь! – мрачно пообещал Иван Кузьмич. – Кабзды твоему бизнесу!

– Как вам не стыдно, папаша! – укорил Жора. – При детях: «хана», «кабзды»! Где вы таких слов-то набрались? И, к вашему сведению, бизнес у меня совершенно законный, так что никакое ему «кабзды» не грозит. Ладно, выкладывайте, не темните: что вас так обрадовало?

– Скоро сам узнаешь! – повторил Иван Кузьмич и так же стремительно, как появился, исчез.

Жора дождался окончания балета, выслушал зачитанное мрачной дикторшей абсолютно неубедительное, по его мнению, заявление спешно образованного Государственного комитета по чрезвычайному положению о якобы неспособности генсека-президента руководить страной. Затем показали и сам этот ГКЧП в полном составе во главе с вице-президентом, с трясущимся не то от страха, не то с похмелья руками.

– Какой спектакль испортили! – сказал Горелов, хотя не понимал и не любил балет, выключил телевизор и, нисколько не раздумывая, отправился на уже окруженную милицией и солдатами на бронетранспортерах центральную площадь. Там, у памятника Ленину, как он и предполагал, уже стали собираться на стихийный митинг горожане.