Кулаком и добрым словом

Но паренек, высвободившись из крепкой хватки Претича, неожиданно поклонился Владимиру до самой земли.

— Не гневайся, княже! Да только не пойду я в твою дружину, не могу!

Претич, огорошенный таким поведением, потряс парня за плечо:

— Ты чего, паря? Тебе солнце голову напекло? Али лях какой в битве тебя по башке зело добро приложил? Сам подумай, что может быть лучше службы в княжьей дружине? Да не у какого-нибудь запечного князька, а у самого великого князя! Здесь будут тебе и слава, и почёт, и уважение! Нет для мужа лучшей доли, чем эта!

— Так ты отказываешься? — недоверчиво переспросил Владимир.

Морозко с удивлением отметил, что князь также ошарашен отказом.

— Ну, набросились на парня! — неожиданно вмешался в разговор Белоян. — Может, он волхвом стать хочет! Тебя ведь этому Силивёрст обучал? Так давай ко мне в ученики, помогать станешь…

— Прости и ты, Белоян, но и к тебе в ученики не пойду. Подумать мне надобно, как дальше быть.

— Ладно, коли не хочешь — неволить не буду, — спокойно молвил Владимир, но глаза его хищно сузились, в них на мгновение мелькнула холодная ярость зверя, — но помни — не гоже княжьей милостью брезговать! За помощь спасибо! Ступай с миром!

Резко развернувшись, Владимир зашагал прочь.

— Эх, паря, зря отказался, — с горечью пробормотал Претич. — Если вдруг передумаешь, найди сперва меня. К Владимиру не суйся пока, зело в гневе страшен!

Воевода хлопнул на прощание Морозку по плечу и обернулся к Белояну.

— Ну, медвежья харя, пойдём и мы хмельного медку за погибших опрокинем. Ты, судя по морде, ох как медок любишь! Мне бы таким хлебальником медку черпануть, — притворно вздохнул воевода, — да не судьба видать!

Воевода и волхв направились к погребальному столу, откуда доносились запахи еды и браги.

Взошедшее светило вырвало Морозку из объятий тревожного сна. Утренняя прохлада приятно освежала измотанное тело. Мелкие ссадины и ушибы, полученные в недавней битве, на удивление быстро зарубцевались и почти не беспокоили парня. Намного глубже была душевная рана. Всю недолгую летнюю ночь просидел Морозко на завалинке их старой избушки, переживая тяжёлую утрату, и лишь перед рассветом его сморил недолгий сон. Со смертью Силивёрста лишился Морозко чего-то очень дорогого, словно утратил часть самого себя. Утратил отца, друга, учителя, оставшись один на один с этим огромным недружелюбным миром, где человек человеку — волк. Ляхи бьют дулебов, поляне древлян, все вместе ромеев, и так повсюду. И не только народ на народ, племя на племя, но и родные братья иногда глотки друг другу рвут. Хуже зверей лесных! Те хоть убивают ради пропитания. А люди… людям всегда чего-то не хватает, даже когда брюхо сыти полно. Если вдуматься: за что дед погиб? За свой народ! Неужели напрасной была его смерть? — снова и снова погружался Морозко в мучительные раздумья. Вдруг что-то больно стукнуло парня по макушке. Морозко схватился рукой за ушибленное место, огляделся. Но вокруг по-прежнему не было ни души, рядом лежал посох старика, только что подпиравший стену. Не вставая с завалинки, Морозко наклонился за упавшим посохом и взял его в руки. Едва пальцы обхватили резное дерево, в голове парня зазвучал голос старого волхва, вызывая в памяти давний разговор.

— Запомни, Морозко, — говаривал Силивёрст, — что в любом человеке всегда существуют оба начала: добро и зло, свет и тьма. Каким бы ужасным ни был человек, в нем всегда можно найти малую каплю добра, искорку света. Ибо Род — прабог, сотворив человека, не дал ему ни острых зубов, ни крепких когтей, как зверям лесным, ни могущества и бессмертия, как богам, но дал каплю крови своей. И она, эта капля, существует непременно! И искру света можно раздуть: сделай человеку добро, семье его, роду его. И если хотя бы один из тех, кому ты помог, поможет другому, тот следующему, как должно за добро добром, я верю, внучок, наступит такой день, когда эта капля добра в каждом человеке, превратиться в бескрайнее море, в котором захлебнётся любое зло. И когда случиться такое, люди по сути станут равны богам, а то и выше их. Помогай, Морозко, людям, чем можешь, хоть добрым словом…

— Обещаю, деда, помогать хоть добрым словом тем, кто в этом нуждается, — отвечал тогда старику, словно клялся, молодой несмышлёный мальчуган.

Навалившись на посох, Морозко встал. От резкого подъёма в глазах потемнело. Паренек покачнулся и покрепче вцепился в посох. Немного постоял, пока не отпустило. Затем поднял глаза к светлому утреннему небу, произнес:

— Спасибо, дед, что и после смерти помог мне добрым советом! Только в следующий раз, как-нибудь полегче советуй, шишка дюже болит!