А когда вернулся, увидел, бегающего в одних спортивных трусах и легких летних кроссовках на босу ногу, Ричарда. И невольно залюбовался им. Оказывается, под формой участкового скрывалось прямо-таки спартанское тело. Крепкий, смуглый, спортивный… При этом он не выглядел тяжелым. Двигался легко, мягко, как большой кот.
«Лев! – вспомнил я, – Ричард львиное сердце».
Как только он поравнялся со мной, я побежал рядом.
– Привет, москвич, – бросил он мне, не сбавляя темпа.
– Привет. Ты не против, если я составлю тебе компанию?
– Ну ежели не выдохнешься…
– Не выдохнусь, – ответил я с ноткой вызова.
Пробегая в том месте, где тропинка слегка сужалась, Ричард меня слегка толкнул, и я угодил ногой в мокрую от росы крапиву. Ощущение не из приятных, я скажу. Но решив, что это случайность, я не обратил внимания. Когда на втором круге он повторил эту выходку, я понял, что он меня троллит, поэтому, проходя третий круг, я набрался наглости, и в тот момент, когда он качнулся в мою сторону снова, я отскочил и легким толчком добавил его инерции ускорения, отправляя задиру в жгучие кусты. А после невозмутимо потрусил дальше.
– Зараза, – совершенно беззлобно рассмеялся он и, догнав, наградил меня легким подзатыльником, а после, не дав мне ответить, резко свернул к турнику.
Там, видимо, пытаясь впечатлить меня своей крутостью, он раз десять подтянулся прямым хватом, потом обратным, а после спрыгнул и спросил:
– Ну как, москвич, повторишь?
– Да легко! – ответил я с готовностью.
Запрыгнул, повторил его нехитрую программу, потом еще показал несколько подъемов с переворотом вперед, назад, а после зацепился ногами за перекладину, отпустил руки и повис вниз головой.
– Ну как?
– Молодец! Не думал, что городские так могут. А щекотки боишься?
– Ээээ! – расхохотался я и, не дожидаясь, когда он начнет проверять мою переносимость щекотки, слетел с турника, перевернулся в воздухе и приземлился на ноги. – Так любой может. Были бы перчатки или хотя бы мел, я бы тебе еще не такое показал.
– Ах, да… циркач! – вспомнил он.
– Бывший, – немного грустно уточнил я.
– Будущий! – ободряюще хлопнул он меня по спине и подмигнул. – Ну что, айда в душ?
И он, не дожидаясь ответа, побежал в сторону колодца. Я по наивности своей не понял его маневра и доверчиво потрусил следом. И ведь уже должен был понять, что товарищ участковый выбрал меня в качестве подушечки для иголок, но все равно не ждал никакого прикола. Даже видя, как он достает из колодца ведро, я все еще не осознавал опасности, и потому, когда он с размаху окатил меня ледяной водой, я не увернулся, а лишь коротко вскрикнул, покрылся россыпью огромных мурашек и по-крабьи выпучил глаза. Ричард же, довольный этим зрелищем, разразился заливистым смехом и кинул в меня полотенцем:
– Ну как-то так, москвич. Другого душа у нас нету.
Полотенце я, конечно, поймал, но пребывая в каком-то шоке, воспользоваться им не мог. Так и стоял, дрожа, как тойтерьер перед ротвейлером. Сам же «ротвейлер», отсмеявшись, потерял ко мне интерес. Теперь, достав ведро для себя, рыча и отфыркиваясь, он обливался обжигающе-холодной колодезной водой сам. Потом абсолютно спокойно снял с себя мокрые трусы, выжал их, бросил на натянутую здесь же проволоку и как ни в чем ни бывало начал вытираться.
Бедный растерянный я, еще не успевший отойти от первого шока, теперь и вовсе не знал, как себя вести. Я ведь тоже стоял в мокрых ледяных трусах. Но повторять действия этого чокнутого нудиста мне было как-то в лом. Поэтому я так и продолжал трястись, глядя на его мощную грудь, покрытую густой растительностью, чёткие линии пресса, тонкую дорожку, ведущую от пупка вниз, туда где среди чёрных вьющихся волос виднелся довольно внушительных размеров…
– Ну чего застыл? – обратил-таки на меня внимание Ричард. – Да ты полотенцем разотрись, согреешься. Ай, дай сюда, – не выдержал он и, выдернув из моих рук полотенце, принялся растирать мне спину, грудь и плечи.
Я снова покрылся мурашками, но на этот раз от удовольствия. Дэн раньше делал так, еще в самом начале наших отношений. Так что даже хорошо, что на мне были холодные мокрые шорты, не позволяющие моему внутреннему восторгу вырваться на свободу.
– Ну вот… Кожа у тебя, Ромка, нежная как у девчонки. Ты токмо не обижайся. Я человек прямой, что думаю, то и говорю. Держи, – он сунул мне в руки мокрое полотенце. – Давай дуй переодеваться и приходи завтракать. У тебя ж там шаром покати, а магазин токмо в десять откроется, – и уже направляясь домой, обернулся и крикнул, – Ты не тормози там, мне на службу к восьми.
***
Завтракали бутербродами с маслом, колбасой и сыром, собранными в разных сочетаниях. Мои ночные страхи за это утро куда-то развеялись, и я передумал возвращаться в Москву. Во всяком случае не сейчас. Решил, что побуду еще немного по эту сторону «золотой клетки».
Потом Ричард оторвал от газеты клочок, не испещрённой типографской краской, бумаги и быстро записал на ней два телефонных номера.