Кулибин

— Комендант крепости доносит мне, что вчерашний день в домике, в коем хранится ботик дедушки,

пол обрушился, в соборе случилось то же самое, и шпиль колокольни от землетрясения покривился, Надо исправить его, дабы падением не причинило вреда.

— Повеление вашего императорского величества я должен чтить, но осмеливаюсь доложить, что исправление и укрепление шпиля дело архитектора, а не механика.

— Гваренги[63] говорит, что это дело механика.

— Собор строил не механик, а архитектор, — ответил Кулибин, но согласился исправить шпиль, хотя это не было его делом.

Павел позвонил в колокольчик и велел призвать Гваренги.

— Общими силами, — сказал царь, — исправьте шпиль и мне донесите.

Кулибин находил оригинальное решение всякой предложенной ему задачи, он и тут не растерялся.

Независимо от знаменитого архитектора Гваренги, он простым способом, без лесов и сложных механизмов, непосредственно с земли исследовал состояние шпиля.

В стужу, по льду и глубокому снегу обходит Кулибин Петропавловскую крепость со всех сторон, ставит ватерпасы, смотрит по отвесной гирьке на шпиль и не находит ни малейшего отклонения его. Он докладывает о своем заключении коменданту крепости. «Быть того не может! — кричит тот. — Пойдемте, я вам докажу, что вы ошибаетесь». Он ведет Кулибина в коридор и, указывая на дверь, говорит: «Посмотрите на шпиль в эти двери и сразу увидите, как он покривился от бури». — «Вижу, — отвечает изобретатель, — но крив не шпиль, а ваши двери». Он вынул гирьку на шнурке и доказал коменданту ошибку. Тот, боясь гнева Павла, стал умолять Кулибина не сообщать ничего царю.

Тогда Кулибин решил обследовать шпиль для видимости. Вместе с Гваренги они отправились в крепость и взобрались на верхний ярус колокольни. Тучный Гваренги не мог следовать дальше. Кулибин взобрался на самый верх по проволочным лестницам, потом перебрался через висячие колокола, ухватился за курантные проволоки и повис в воздухе.

Подниматься внутри шпиля приходилось по конструктивным его элементам, лестницы там не было, а Кулибин был уже старик. Он понимал всю рискованность своего предприятия и перед тем простился с семьей, сделав все распоряжения на случай печального исхода.

Но кончилось все благополучно. Он еще раз убедился в исправности шпиля, осмотрел болты, привинтил их крепче. Потом спустился вниз. Чтобы не подводить коменданта, составили рапорт о том, что шпиль действительно был погнут, но теперь исправлен.

Во время описанной выше беседы с Павлом Кулибин, между прочим, упомянул, что он ежедневно подымается на верхний этаж дворца для проверки дворцовых часов.

Теперь, после успешного завершения дела, вспомнили и об этом. Биограф умиленно сообщает, что «не забыли механика и ассигновали ему за наблюдение над дворцовыми часами некую сумму в год».

Надо было случиться капризу больного императора, чтобы шестилетний утомительный труд Кулибина был, наконец, замечен и оплачен. «Милость» очень сомнительная, если учесть, что Кулибин рисковал жизнью при выполнении царской прихоти.

Единственный источник, из которого можно было кое-что взять для уяснения обстоятельств жизни Кулибина в ту пору, — это его письма к зятю и дочери своей Поповым, жившим в сельце Карповке, недалеко от Нижнего.

Почти в каждом письме, посылаемом Кулибиным в последний период его столичной жизни, есть обмолвки о «стесненных обстоятельствах». Сущность этих «обстоятельств» понятна для переписывающихся сторон, но читателю приходится лишь делать догадки. 16 января 1800 года Кулибин сообщает: «Мои обстоятельства покрыты, как и прежде, неизвестностью». О каких обстоятельствах говорит он здесь? Очевидно, о служебных. Положение старика, отдавшего всю жизнь изобретательству, становилось все более шатким.