Куликовская битва. Сборник статей

В былине о Хотене Блудовиче герой вызывает на бой Чусову вдову с ее девятью сыновьями, причем желает, чтобы ехала она

Да со мною, с Хотенушкой, побрататьсе
Да и на поле Куликово,
Да и на то на займищо Трепетово,
На то побоищо Мамаево[854]

.

Еще более выразительно описание Куликова поля в печерской былине «Маево побоище» из сборника Ончукова:

Прибегала собака Кудреванко-царь
Он со тим со зетем со Киршиком,
Он со тим со сыном со Миршиком…
Становился на поле Куликово,
Заставливал шатры он чернобархатны.
От того от пару лошадиного
От того ет духу человеческа
А и поблекло красно солнышко,
Помертвел батюшко светел месяц,
А и потерялись де тут да звезды частые.
Звезды частыя да зори ясныя.
А и его де у собаки силы множество,
По праву его руку сорок тысячей,
По леву-то руку сорок тысячей,
Посреди, собаки, сорок тысячей,
Позади его да числа-сметы нет[855]

.

Эти чисто эпические легендарные цифры численности войска противника[856] должны были показать неслыханную доселе силу монголо-татарского войска и тем самым оттенить величие подвига богатырей, сражающихся за Родину. В былине «Илья, Ермак и Калин царь» мы также встречаем сходную ситуацию: Калин царь

Собирает силы и сметы нет,
Собрал сорок царей и сорок королей,
У всякого царя по сорока тысячей и по тысяче,
У всякого короля по триста и по тысяче.
Собирался собака ровно три года,
Во четвертый год собака во поход пошел,
И будет на том поле на Куликове,
И расставил он силу по чисту полю[857]

.

Те же мифические цифры численности монголо-татарского войска встречаются и в летописях, и в «Сказании о Мамаевом побоище», и т. д. Вне всякого сомнения и идейная, и художественная близость этого эпизода в былине к литературным произведениям на тему о Куликовской битве. Эта близость бесспорна, но она, увы, ничего не объясняет: Куликовская битва не смогла изменить сюжетно уже сложившийся к этому времени Киевский цикл былин об отбитом вражеском нашествии и отразилась лишь в отдельных деталях и образах.

Итак, самостоятельная былина о Куликовской битве не могла возникнуть в силу специфики эпического отображения действительности. Эпосу чуждо описание конкретного исторического события, он тяготеет к обобщенному образу, выражающему вековые чаяния и ожидания народа. Куликовская битва и хан Мамай отобразились лишь в отдельных мотивах и образах былевого эпоса. Русский эпос, служившийся задолго до 1380 г., в сюжетном отношении после Куликовской битвы не изменился, да и не мог измениться.

Помимо былин в русском народном творчестве этого времени бытовали и духовные стихи. Не отразилась ли эта битва в них? Исследователи давно уже обратили внимание на стих о Дмитрии Солунском — небесном патроне Дмитрия Ивановича Донского. Этот стих рассказывает о победе Дмитрия Солунского (с помощью небесной силы, разумеется!) над Мамаем и освобождении девушек-полонянок. Стих о Дмитрии Солунском — греческого происхождения. Об этом великомученике, пострадавшем во время императора Диоклетиана, давно уже было известно на Руси: Повесть временных лет под 907 г. упоминает о нем при рассказе о взятии Константинополя Олегом: «Hecib се Олег, но святый Дмитрей, послан на ны». Житие Дмитрия Солунского помещено в Минее и в месяцеслове архимандрита Сергия. Икона с изображением Дмитрия Солунского (писанная, по преданию, на гробовой доске великомученика) была в 1380 г. перенесена из Владимира в Москву и поставлена в Успенском соборе. В роду Рюриковичей существовала традиция называть первенца в семье Дмитрием, так было у Ярослава Мудрого, Юрия Долгорукого, Александра Невского, Ивана I, Ивана II, Ивана IV Грозного, Алексея Михайловича.

В русском духовном стихе место сарацин, с которыми сражался греческий великомученик, заняли золотоордынцы во главе с Мамаем, а воин-святой, защитник родного города от неверных сарацин, превратился в героя, защищающего Русь от вражеских полчищ и одновременно выручающего из плена девушек-полонянок[858]. Известна также икона «Святый Дмитрий победи царя Мамая и всю силу его вражью»[859].