Кулон на счастье (СИ)

До знакомой калитки оставалось шагов десять, когда из тени у сарая вдруг появилась темная фигура. Я отстраненно смотрела, как она отделяется от ночной тьмы и движется ко мне. Не то, чтобы это было страшно - трясло меня не от страха. Но ощущение необратимости происходящего стало настолько плотным, что казалось, воздух гудит от тревоги. Бессмысленно уже бежать, чего-то делать. Неотвратимое - вот оно. Стоит напротив меня и говорит знакомым голосом:

- Варька, ты что здесь делаешь? Зачем ты здесь?

Витя. Ждал меня? Но почему здесь? Он знает, где я живу.

Он очень быстро оказался рядом. Взял за плечи, тихонько встряхнул. Спросил осторожно:

- Где ты работаешь? Я имею в виду, официально.

- Я... наверное нигде. А зачем ты...

- Не так спросил. Назови свою профессию. Что ты умеешь делать?

Ответы закружились в голове вихрем, но все они были связаны так или иначе с обитателями Татарской:

- Делать перевязки, ухаживать за больными, еду готовить...

- Может, ты медсестра?

Снова вихрь воспоминаний, услужливо подсказывающий нужные ответы. Образы. Далекие, непонятные. Мужчина в белом халате, с круглым зеркалом на лбу. Резкий медицинский запах. Окровавленные перчатки. Чужое. Все чужое. Я затрясла головой.

- Откуда ты родом?

Он говорил быстро, громко, кричал на меня. А я не могла ответить.

- Не знаю.

- Родители? Родственники? Хоть что-нибудь!

- Вить, что случилось? Что происходит?

- Вспомни. Пожалуйста. Хоть кого-нибудь...

Но я ничего не могла вытрясти из бедной моей, словно бы ватой набитой головы.

А потом он снова, как тогда, у крыльца моего дома, не то чтобы обнял, скорей прижал к себе.

Чтобы сменить тему, я спросила у его кожаной куртки.

- А что магия? Ты ее снова чувствуешь?

- Город, - совершенно серьезно ответил он, - тонет в темноте. И только на Татарской как будто островок нормальной жизни. Но он все меньше.

Вздохнул и выпустил меня на волю. Вне кольца его рук было холодно и одиноко.

Кажется, он что-то еще хотел мне сказать, но не решился. Может, он уже знает о немецком проклятии? И тоже пришел сюда, чтобы поговорить с Евдокией? Или мне просто показалось?

- На кулоне - заклинание, - прошептала я. Вся моя решительность куда-то улетучилась. Наоборот, мне уже хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко. Должно быть, это снова был голос болезни.

Витя хмуро кивнул.

- Ты что же, все знаешь?

По его губам скользнула какая-то кривая, болезненная улыбка. Прежние его улыбки умели врать намного лучше.

- Я придумаю что-нибудь. Ты не бойся. Пусть я сейчас почти ничего не могу, но уж какую-то защиту для одного человека...

Нет, он говорит о чем-то другом. Совсем о другом. Какая защита для одного человека? Зачем? Когда весь город готов погрузиться в непроглядную темень давнего фашистского проклятия.

- Витя. На амулете - заклинание, которое называется «Сумерки мира». Что это за заклинание?

Он помолчал. Взял меня за руку, подвел к фонарю. Вгляделся в лицо, словно надеялся по глазам прочитать правду.

- Варь, кто тебе это сказал? Откуда... откуда тебе знакомо это заклинание?

Что я могла ответить? Приснилось? Увидела в навеянном кулоном бреду?

- Я... не могу сказать. - Приходилось подбирать слова. - Я просто знаю. Видела... слышала... в Берлине. Там был немец... и какая-то лавочка с украшениями...

- Так. Только не плачь. «Сумерки мира»... Я их один раз уже видел. Но они иначе работали... Хотя постой! Все сходится... Вот что. Мне надо поговорить с Евдокией.

- Нельзя!

Этого точно нельзя было допустить. Не сегодня. Не сейчас. Почему - я даже не пыталась задуматься. Нельзя и все.

- Да почему?

Витя шагнул к калитке. Я обогнала его и преградила дорогу. Нельзя!

И тут же услышала, как скрипнула дверь дома.

- Эй, кто это? - голос у Евдокии Леонтьевны был испуганным.

Я промолчала. Смотрела на Витю. А он отступать не собирался.

- Евдокия Леонтьевна! Это я, Виктор Цветков. Помните меня? Мне надо с вами поговорить. По делу.

- Витя, пожалуйста...

- Варя, я клянусь, я не причиню ей никакого вреда.

Евдокия Леонтьевна уже успела пройти полдороги к калитке и услышала последнюю фразу. Под ее ногой скрипнул снег: она остановилась.

- О чем вы, Витя?

Он зашарил во внутреннем кармане куртки, а потом протянул над калиткой развернутые красные корочки:

- Евдокия Леонтьевна, я сейчас к вам обращаюсь официально, но вы не пугайтесь. Капитан Виктор Цветков, второе управление разведки и контрразведки. Контрмаг...

Евдокия Леонтьевна вдруг схватилась за сердце и покачнулась. Я успела как раз вовремя, чтобы не дать ей упасть.

Витя рванул калитку, но я уже не обращала внимания.

- Она подумала, что ты из-за Сережи...

- Черт.

Мы вместе довели Евдокию Леонтьевну до крылечка.

- Беги за врачом, - потребовала я.

- Не нужно. Сейчас...

Он осторожно положил ладонь на лоб Евдокии Леонтьевны. Сосредоточился. Мне показалось, он считает в уме. Дыхание пожилой женщины немного выровнялось.

- Ну вот. А теперь отведем ее в постель, и пусть отдыхает.

И в этот момент по Татарской, с двух сторон, освещая окрестности фарами, подкатило два автомобиля: довоенный, переделанный в автобус ЗИС, и знакомая уже «Эмка».