Культ некомпетентности

Практически страной руководит палата депутатов. Так и должно быть, если народ желает властвовать сам, на чем, собственно, и строится демократический режим. Так и должно быть, чтобы никакая другая воля не могла проявить себя, кроме юли народа, которая находит выражение в соответствующих актах исполнительной власти. В этом суть режима. Так должно быть, чтобы никому и ничему, даже исходящему от народа, не было позволено ни на какое время, ни даже на мгновение приобрести бóльшую, чем у народа, власть, пусть даже в строго ограниченной области.

Однако умение править — это искусство, которое предполагает необходимые знания, а при данных условиях у власти находятся люди, таковым умением и искусством не обладающие, более того, выбранные как раз потому, что они ими не обладают и гарантировано, что обладать никогда не будут.

И если при демократии такого рода существует либо по традиции, либо по внешним причинам некая властная структура, в течение скольких-то лет независимая от законодательного органа, не обязанная перед ним отчитываться, орган, который не терпит вмешательства в свои действия и который не может быть ликвидирован конституционным путем, такая властная структура представляет собой столь странную, если не сказать чудовищную, аномалию, что она не отваживается проявлять себя из боязни нарваться на скандал, как бы парализованная своим же страхом.

И её можно понять, ведь отважься она проявить себя или просто сделай вид, что правит, это было бы выражением личной, а не народной воли, что противоречило бы духу режима.

При таком строе глава государства может быть только номинальным. Личная юля привела бы его к злоупотреблению властью, собственные взгляды стали бы посягательством на устои, а собственное слою — преступлением против общества.

Даже если конституция формально предоставила ему соответствующие полномочия, это всё равно лишь мертвая буква, иначе нарушался бы неписаный высший закон, сам дух политического устройства.

Один из таких глав государства ad honores[2] сказал как-то: «Весь срок своего президентства я промолчал в строгом соответствии с конституцией». По видимости, он был не прав, конституция вполне позволяла ему высказываться и даже действовать, но прав по существу — предоставление конституцией такого права носит неконституционный характер. Заговорив, он поступил бы конституционно, промолчав, он действовал институционально. Он и предпочел хранить молчание институционально. Он вступил в противоречие с буквой конституции, но прекрасно разобрался в сути дела, восприняв его дух.

При демократии, следовательно, народ через своих представителей осуществляет, насколько это возможно, прямое и реальное руководство страной, диктуя свою юлю исполнительной власти, нейтрализуя главу этой власти, которому диктовать свою волю он не в состоянии.

Однако народу недостаточно общего руководства, ему хочется управлять всем процессом. Ведь если бы управляющие в области финансов, юстиции, охраны общественного порядка зависели лишь от своих министров, зависимых в свою очередь от законодательной власти, которая часто этих министров низлагает и сменяет, администраторы, чье положение было бы более стабильным, чем у их начальников, составили бы особую касту. Они бы правили государством без учета народной воли, в соответствии со своими принципами, правилами, традициями, идеями.

Но это недопустимо. Недопустимо, чтобы существовала иная юля, отличная от воли народа, иная власть — пусть даже в самой узкой области, — отличная от его власти.

Возникает примечательное противоречие — противоположные следствия одной причины. Так как законодательный орган руководит министрами, он часто их снимает; так как он часто их снимает, они, по существу, не управляют своими подчиненными (пример Кольбера и Лувуа), и те сохраняют определенную независимость. В результате законодательный орган, упрочивая свою власть над министрами, перестает управлять администраторами и, разрушая одну конкурирующую власть, создает другую такую же.

Однако это противоречие довольно легко разрешается. Народ не допускает, чтобы какой-либо администратор был выбран без его, народа, одобрения. Более того, он сам старается их назначать. Из места своего пребывания, из дворца, где он осуществляет свои диктаторские функции, законодательный орган внимательно наблюдает за назначением администраторов. Кроме того, каждый член законодательного органа контролирует назначения в своей провинции, в своем департаменте, в своем округе, у него свои кандидаты, их он и продвигает. Делается это для того, чтобы юлю народа выполняли лишь те руководители, которых он сам выбирает из своей среды, чтобы «народ назначал должностных лиц», как выражался Монтескьё.

Он и назначает их через своих представителей. Судите сами, могут ли при этом они не быть плоть от плоти и кровь от крови народа. Так что всё сходится к одному.