Культ Порока. Адепт

— Светлые силы, как же здесь… здесь… — она запнулась, не в силах подобрать верное слово. Красиво, великолепно, потрясающе, восхитительно — это все не отражало и сотой доли того волшебства, что окружало Лэрту.

Сама того не зная, она сумела найти самый верный путь к сердцу серого эльфа, последнего чистокровного эльфа Хлада.

— Да, — коротко кивнул он. — В вашем убогом языке нет слова, способного передать это selivraenn.

Целительница чуть сощурилась.

— Достойно ли высшего бранить иное лишь потому, что оно отлично от вашего? — негромко спросила она.

Эльф усмехнулся, продемонстрировав белые острые зубы.

— Достойна ли человеческая дочь лицезреть Aen'giddealle selivraenn? — спросил он, и тут же сам себе ответил: — Нет. Но коли высший дарует ей это право, то и он имеет право на некоторые… послабления.

— Истинно высший не нуждается в послаблениях, как истинно видящий не нуждается в плотском зрении, — мгновенно парировала Лэрта, впервые помянув добрым словом настоятельницу монастыря, которая весьма любила изводить беседами в подобном стиле как воспитанниц, так и других монахинь.

Тонкая белоснежная бровь взлетела вверх. Эльф посмотрел на «человеческую дочь» с некоторым интересом.

— Откуда тебе известно об истинно видящих?

Девушка несколько секунд подумала, а потом решила рискнуть.

— Ниоткуда. Я просто взяла первое пришедшее в голову и подходящее по стилистике сравнение.

— Великолепно, — он несколько раз хлопнул в ладоши, и приблизился. — Как твое имя, человек?

— Лэрта де Гроэль.

— Лэрта. Laerta — Лань, — перевел беловолосый, опускаясь в кресло. — Тебе подходит это имя, человек. Что ж, я уважу ваши традиции, и по людскому обычаю сразу перейду к делу. От лица всех своих братьев и сестер я выражаю тебе благодарность за спасение жизни моего брата, Грахерга, и приношу извинения за столь неучтивое приглашение в нашу скромную обитель — клянусь, подобная невежливость объясняется исключительно неотложностью дела, по коему тебя пригласили, Лань.

Глаза новопоименованной Лани округлились.

— Э… вашего брата? — орк, которого она сегодня лечила, был похож на кого угодно, но только не на эльфа, что логично.

— Все ныне живущие в Aen'giddealle приходятся друг другу братьями и сестрами. Тот же, кого ты спасла, еще и мой кровный побратим по их степному обычаю.

Лэрта очумело потрясла головой, и незаметно ущипнула себя — уж слишком все было похоже на бредовый сон.

— Но… я ничего не понимаю. И, простите, вы не назвали мне своего имени.

— Можешь называть меня Серебряным, — милостиво кивнул эльф. Впрочем, ему очень даже шло. — Если хочешь, я расскажу тебе в двух словах. Но учти — если ты предпримешь попытку поведать кому-либо о том, что ты здесь видела и слышала, неважно, вслух, письменно, или любым иным способом, тебя ждет незавидная участь. Мы живы, пока правда о нас неизвестна.

— Я понимаю. И в любом случае никому ничего не скажу.

— Конечно, не скажешь, — улыбнулся Серебряный, вновь демонстрируя острые зубки — слишком острые для обычного эльфа. — На всякий случай, тебя подстрахует перманентное заклятие слабоумия, настроенное на ключевой импульс. Любая попытка рассказать о нас — и ты превратишься в человекорастение. Это не угроза — всего лишь меры предосторожности.

— Я понимаю, — повторила Лэрта.

— Судя по твоему возгласу в начале нашего разговора, ты поняла, где находишься. Так что я только поясню, среди кого…

Пять лет назад в человеческом городе Ан'гидеале, построенном на руинах эльфийского Aen'giddealle, сменился городской старейшина. Его предшественник был мудрым мужем, сумевшим привести задрипанный городишко в приличный вид, наладить торговые отношения с северными соседями, находящимися по ту сторону границы с Княжеством, и вообще — сделал для города очень и очень многое. К сожалению, его приемник оказался не так хорош, если не сказать грубее. Едва подписав присягу, приносимую старейшинами городу и его жителям в момент избрания на пост, он издал свой первый указ — все нелюди должны в течение трех суток покинуть Ан'гидеаль, унося с собой не более, чем могут поднять на собственных плечах, в противном случае они будут вышвырнуты силой, а при попытке оказать сопротивление — арестованы. Достоверно известно, что солдаты, которые должны были «вышвыривать» нелюдей из города, на самом деле получили иной приказ — каждого, кто посмеет сопротивляться, казнить на месте, ссылаясь на попытку к бегству и вооруженное нападение на солдат города.