Культ Порока. Адепт

«Может, опять что-нибудь с полуэльфом?» — предположила Ллинайт, и постучалась в комнату Анжея и Тэйнара. Дверь легко поддалась.

На не расстеленной кровати прямо в одежде спал Тэйнар, вторая постель пустовала. Альвариэ, терзаемая нехорошими предчувствиями, спустилась в зал — там никого не было.

Лэрта обычно возвращалась не позже полуночи, но полночь в Ан'гидеале — это уже глухое и опасное время. Мало ли что могло случиться, а ведь целительница вряд ли смогла бы защититься от пары пьяных варваров…

Вернувшись в комнату, молодая женщина безжалостно разбудила любовника. Велен сначала выругался, но узнав причину незапланированной побудки, быстро начал одеваться: любой воин всегда крайне ценит целителя, если таковой присутствует в команде, а Лэрта была еще и как человек симпатична и Альвариэ, и Велену.

— Может я и зря поднимаю тревогу, — проговорила Ллинайт, пока воин натягивал сапоги, — Анжея тоже нет, возможно, они ушли куда-нибудь по делу. Но мне все равно тревожно. Давай хотя бы обойдем тот район, который Лэрта проходит, когда возвращается от дома этого парня, жену которого она лечит.

— Конечно, пройдем, — Велен тоже выглядел встревоженным, но еще не настолько, насколько Альвариэ — он еще не до конца проснулся.

Когда они вышли из таверны, начал валить снег. Густой, частый, пушистый. Северянка хотела было выругаться, что такой снег моментально завалит все следы, но осеклась, окинув взглядом улицу. Снегопад не начался, он просто возобновился.

— Я — направо, ты — налево. Пойдет?

— Хорошо. Встречаемся у дома того мужика, жену которого…

— Я поняла. Хорошо, — Ллинайт надвинула капюшон и быстрым шагом пошла по улице, внимательно вглядываясь в переулки.

Долго идти не пришлось. Буквально через двадцать минут зоркие глаза воительницы разглядели в пелене снега пошатывающуюся фигурку, бредущую вдоль дома.

— Лэрта?!? — женщина в два прыжка оказалась рядом с подругой, обняла ее, вынуждая опереться на крепкое плечо. — Что случилось, где ты была?

— Альва, я так рада тебе… — с трудом улыбнувшись, прошептала целительница. Ей и Велену строгая северянка позволяла называть себя сокращенным именем. — Я боялась, что сама не дойду… Нам надо скорее вернуться в корчму, Анжею грозит очень серьезная опасность!

17

Анжею было хорошо. Хорошо до безумия, до совершеннейшего бесстыдства, до полного и безоговорочного растворения в своем «хочу». Он не желал думать ни о цели путешествия на Север, ни о спутниках, которые казались сейчас мрачными ханжами, ни хвоста Ярлига не понимающими в жизни и ее прелестях… да-да, именно прелестях! Ибо для чего еще существует жизнь, как не для наслаждения ею во всех проявлениях? Какой дурак придумал, что он, Адепт величайшей силы этого мира, должен что-то для кого-то делать? Нет уж, довольно! Слишком много было отдано этим ничтожествам, хватит! Хватит! Теперь его очередь жить! Жить, то есть — получать от жизни все, абсолютно все, что она только может ему дать! Наслаждение, упоение — вот он, истинный смысл! Утоление собственной жажды удовольствий, и никак иначе!

— Повелитель, повелитель, я прошу вас, я умоляю… — стонала извивающаяся под ним Илона. Длинные каштановые волосы хищными тонкими прядями разметались по фарфоровой коже, огромные темные глаза подернуты поволокой всесжигающей страсти, не слишком крупная упругая грудь, подчеркнутая кружевом бесстыдно распахнутой рубашки уже украшена синеватыми следами поцелуев, окруженных венчиками укусов.

Анжей протягивает руку, обнаженный по пояс Вейн, сидящий на той же кровати, мгновенно передает ему бокал вина. Полуэльф смеется, пьяно запрокидывая голову, багряное вино течет в горло, проливаясь на расстегнутый колет, пачкая светлую сорочку. Анжею хорошо, Анжею свободно, как никогда в жизни. Анжею больше нет дела ни до кого, кроме самого себя, ведь это он — главное сокровище мира, и весь мир должен пасть к его ногам!

Мягкие ладони Вейна ложатся поверх рук юноши, направляя их. Вместе они срывают с похотливо изгибающейся и стонущей Илоны кружевные панталоны из тончайшего батиста, и теперь идеальное тело девушки условно прикрыто лишь распахнутой рубашкой из того же батиста. Анжей тянется снять и ее, но Вэйн останавливает его движение.

— Абсолютная нагота не несет той таинственной красоты, как нагота слегка сокрытая, — ласково говорит он, и его пальцы проходятся по плечам полуэльфа, освобождая разом и от колета, и от сорочки.

И все же что-то мешает, что-то не позволяет ему рухнуть с головой в этот омут вожделения, похоти, и разврата. Пальцы Вейна, разминающие плечи и спину, кажутся невероятно ласковыми и сильными, грудь Илоны и ее жаркое лоно, ее безупречное тело, терпкое вино с незнакомым возбуждающим привкусом… Так хочется броситься, отдаться и взять, обращая себя в воплощение сладострастия…

Сладострастие.

Мысль-слово — как хлесткий удар стека через всю спину, насквозь, до самой груди, через сердце.