Культ праха

К своему несчастью, он любил Аврору, и это чувство было сильнее его эгоистичного желания подавить то, что ему так и не удалось до конца контролировать. Сдерживая себя, Руди превратил радость в страдание, страсть в муку, а живые чувства он искусно скрывал за бледной маской невнятных эмоций. Многолетняя победа превратилась в вечное поражение. Он не смотрел в будущее с ней, ибо его взор был всегда устремлён в прошлое, где её не было. Потеряв её, он продолжил жить прошлым, в котором её образ отыскал для себя место.

С момента её смерти, каждую ночь, борясь с бессонницей, он вспоминал их лучшие времена. Руди был любящим и заботливым. Рядом с ним, находясь под его надёжной защитой, она чувствовала себя уверенно. Наедине друг с другом, они были откровенны до неприличия. Их беседы были бесконечно долгими, возбуждая в них жажду исследовать друг друга до конца. Близость с Авророй не подходила ни под какое сравнение с тем, что было между ним и другими женщинами. Он мог похвастаться всему миру, что в его руках был дар свыше.

Самое памятное и прекрасное время жизни не раз стучалось в его двери. Он не позволил случиться всему тому, о чём потом мечтал. Яркие фантазии, основанные на нереализованных желаниях, Руди принимал за подлинные воспоминания. Реальной была только лишь любовь и верность Авроры. Странствия в пределах Лальдируфф постепенно проясняли его память. К своему ужасу, он познакомился с тем Руди, которого знала только она.

Смерть Муниярда, подобно внезапно нашедшемуся ключу, открыла всегда запертую часть сознания Руди. Это событие непонятным для него образом перекликалось с тем странным диалогом между ним и Авророй. Её слова преследовали его и днём, и ночью, в дороге и в часы отдыха, когда он был вместе со всеми и когда оставался наедине с самим собой. Ему казалось, что во всём случившемся давно и совсем недавно кроется единственная и главная загадка всего происходящего, для разгадки которой Руди недоставало моральных сил и знаний. Разгадка крылась в последней фразе, наспех брошенной ею тогда.

– Если ты отважишься раскрыть информацию, от которой зависят жизни других, скорее всего, тебя убьют. А если побоишься, и станешь невольным соучастником преступного укрывательства, тогда не сможешь жить, ведь совесть никуда не денешь. Едва ли с таким грузом можно протянуть годик-другой.

В этих словах действительно крылась разгадка, но Руди не сумел её постичь, ибо не пытался осознать то, что было ему изначально дано.

Глава 20. Маргалоны и Визги. Лживый мир против честной вражды

Улыбки невинных младенцев. Глаза умудрённых старцев. Певучие голоса юнцов и дев. Лица, испещрённые уникальными узорами глубоких морщин – поразительного свидетельства их загадочной природы. Мягкая поступь. Кроткие движения. Божественная благость выражений – Маргалоны называли себя верными и истинными учениками Бога.

Они, как и их ближайшие соседи Визги, застыли в веках, продлевая своё существование избранным ими уходом в особое состояние. Маргалоны задерживали свой уход из жизни ожиданием божественного послания, адресованного только им одним, как единственно верным миссионерам истины наивысшего блага, а Визги – кипучей ненавистью к Маргалонам и жаждой кровной мести за обиду, которую Маргалоны, на самом деле, им не причиняли.

Мирное ожидание божественного вознаграждения, как и нерушимая крепость веры Маргалонов, были бы невозможны без ритуального пляса ёллорунглауррт, кружась в котором они усыпляли собственные мысли и притупляли чувства, доводя себя до пограничного состояния между живым и неживым. Их уход от жизни продлевал саму жизнь, и в этом крылась загадка их одолженного бессмертия. Кружения ёллорунглауррт превратились в мистическое действо, обладающее поистине чудодейственной силой. Стремительные вихри, вращающиеся циклом из дюжины круговых рывков в одну сторону, а затем стольких же в обратном направлении, завлекали Маргалонов на долгие часы, а во времена мрачной тоски – на дни полного забвения. Трижды кружась в низком поклоне, они выражали своё верное поклонение Богу. Неистово подымаясь с поклона и вздымая руки с открытыми дланями, они просили у Бога то, что было ими заслужено. Бог не давал им ничего зримого, не облегчал условия их существования, не открывал новые дороги, не отнимал того, что тяготило Маргалонов. Их Богом не был Альель и Великий Дух не мог бороться с тем, кого на самом деле не существовало, ровно, как и не мог помочь тем обитателем его священных владений, которые обращались за помощью не к нему. Символом их нерушимой верности Богу, был глубокий шрам на груди, означающий, что Маргалон был готов вонзить нож в своё сердце, не жалея жизни ради Бога. Символом присутствия их Бога было особое состояние, которому отдавались Маргалоны. Оно раскрыло в них тонкое чувствование ими близости и единения со священным потоком. Причисляя себя к божественному, они отвергли всё природное и более не нуждались в пище, живительном питье и отдыхе.