Культ солнца у древних славян

Однако вершиной астрономических знаний славянских волхвов стало установление ими истинной причины солнечных затмений. В христианских летописях оно впервые правильно указывается под 1563 г., когда автор Псковской 1 летописи отметил: «Того же лѣта іюня въ 20, передъ вечеромъ была гибель солнцу, таки мѣсяцъ подошолъ подъ солнце, и бысть мрачно не много, въ начале рожденія мѣсяца»^{32}. Помимо того, что летописец четко описал мсханизм солнечного затмения, он еще отметил тот значимый факт, что затмение происходит при рождении месяца. Последнее обстоятельство было зафиксировано В. Г. Короленко в народной устной традиции еще в начале XX в. и, судя по всему, как и примета застаивания Солнца на Мануила, является отголоском языческого наследия, сохранившегося в крестьянской среде. Весьма интересно и описание солнечного затмения 1124 г. в Новгородской 1 летописи: «Мѣсяця августа въ 11 день, передъ вечернею, почя убывати солпця, и погыбе всѣ; о великъ страхъ, и тьма бысть, и звѣзды быта и мѣсяць и пакы начя прибывати, и въборзѣ напълнися, и ради быша вси по граду»^{33}. Поскольку месяц при солнечном затмении не может быть виден в своем обычном облике, то Д. Святский осторожно предположил по поводу данного летописного известия: «Возможно, однако, летописец знал истинную причину затмения — присутствие темного месяца на небе, который прикрывал собою солнце»^{34}. Сравним эти данные официального летописания с народным восприятием солнечных затмений. В «Кормчей книге» 1282 г. они описаны так: «Облакы-гонители и отъ селянъ влъкодлаци нарицаються; егда убо погибнетъ луна или слънце — глаголють: влъкодлаци лоуну изъѣдоша или слнъце; си вся басня и лъжа суть»^{35}. Древнерусское обозначение виновников солнечных и лунных затмений было образовано в нашем языке нутом соединения двух слов — волк и длака, т. е. шерсть, руно — и обозначало оборотней, способных по своему желанию менять свой человеческий облик на волчий. Слово облако(про)гонители, синонимом которого «Кормчая» и объявляла термин волкодлаки, было одним из обозначений языческих волхвов, некоторые из которых, как мы увидим чуть ниже, также обладали магической способностью превращаться в волка. Тот же источник приводит целый ряд применявшихся к ним эпитетов: «глемыя же облакыпрогоньники и чаровникы, и хранильникы, и вълшьбьникы»^{36}. Техника превращения в животных подобных оборотней была изложена в статье об истинных и ложных книгах: «тѣло свое хранитъ мертво, а летаетъ орломъ, и ястребомъ, и ворономъ, и дятломъ, и совою, рыщутъ лютымъ звѣремъ и вепремъ дикимъ, и волкомъ, летаютъ зміемъ, и рыщутъ рысію и медвѣдемъ»^{37}. Эти же колдуны-оборотни упоминаются в качестве причины затмений и в других письменных источниках: «да иска ожда в Врколак хоче да прогута сунце» или «крылатые вовкулаки хотят сонце зъісти»^{38}. В свете этих народных воззрений, обличаемых церковниками как «басня и лъжа» простонародья, особую ценность приобретает один фрагмент «Слова о полку Игорево», напрямую соотносимый с только что рассмотренными мифологическими представлениями:

Всеславъ князь людомъ судяше,
княземъ грады рядяше,
а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше:
изъ Кысва дорискаше до куръ Тмутороканя,
великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше^{39}.

Описанный «Словом» как волк-оборотень реально живший полоцкий князь Веселав Брячиславович родился в 1044 г., как особо подчеркивает летопись, необычным и магическим способом: «мать же родила его от волхования»^{40}. Как это произошло, христианский автор умалчивает, однако этот пробел восполняет былина о Волхе Всеславьевиче (под таким именем князь Всеслав Брячиславович Полоцкий навсегда остался в народной памяти):

По саду, саду по зеленому,
Ходила-гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна,
Она с камени скопила на лютого на змея —
Обвивается лютый змей
Около чебота зелен сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьет по белу стегну.
А в та поры княгиня понос понесла,
А понос понесла и дитя родила.
А и на небе просветя светел месяц,
А в Киеве родился могуч богатырь,
Как бы молоды Волх Всеславьевич^{41}…

Обращает на себя не только таинственный отец будущего богатыря, о которым добровольно вступает в брак его мать, но и четко подчеркнутая соотнесенность Волха со светлым месяцем, тогда как обычно русские князья, как было показало в исследовании о Дажьбоге, ассоциировались не с ночным, а с дневным светилом. Далее былина описывает обучение родившегося от волхования богатыря волшебному искусству оборотничества: