И внезапно вспомнив об этом, я почувствовала себя уверенно. Я сглотнула и улыбнулась своей приторно-сладкой улыбкой, которую использовала при общении с мудаками — я улыбалась только губами.
— Привет, — сказала я и быстро добавила, — тренер.
Этот тяжелый взгляд на мгновение скользнул вниз к номеру, напечатанному на моей груди, и вернулся обратно, чтобы посмотреть мне в лицо. Он медленно, лениво моргнул. Я вздернула подбородок и тоже моргнула, заставляя себя скрыть самодовольную улыбку. Двери лифта со звоном открылись, и мужчина тихо произнес, будто ответить такому скромному, не заслуживающему этого существу, как я, стоило ему десяти лет жизни:
— Привет.
Мы смотрели друг другу прямо в глаза долю секунды, прежде чем, приподняв брови, я направилась внутрь небольшого помещения. Повернувшись лицом к дверям, я увидела, как Култи последовал за мной, заняв место в дальнем углу.
Сказал ли он что-нибудь еще? Нет.
Сказала ли я? Нет.
Я смотрела вперед и ждала, когда закончатся самые странные тридцать секунд в моей жизни.
Проблема разговоров с мужчиной — или с мужчинами в целом — которую я выяснила в течение своей жизни, заключалась в том, что все они слишком широко открывают свой большой рот. Я имею в виду, даже пасть акулы не сравнится с мужчиной в компании пары его друзей. Честно.
Но знаете, это моя вина. Действительно моя. Я должна была помнить об этом.
Мой отец, брат и его друзья познакомили меня с реалиями мужской дружбы, и все же я забыла все, чему у них научилась.
Так что я не могу винить никого, кроме себя, за то, что доверяла Гарднеру.
Утренняя тренировка перевалила за середину, и я только что закончила игру один на один с защитником. Я направилась подальше от места, где проходили тренировки, не обращая ни на что внимания. Поскольку задумалась о том, как еще можно было сыграть, чтобы быстрее попасть мячом в ворота, когда кто-то встал прямо у меня на пути.
Это был простой шаг в сторону, в результате которого огромное тело появилось напротив всего в тридцати сантиметрах от меня.
Я знала, что это не Гарднер. Он был на другой стороне поля, когда я играла, а в штате команды было всего трое мужчин. Двое из них были слишком приятными людьми, чтобы так резко преграждать путь и идти на столкновение.
Немец. Это был проклятый король придурков. Конечно он.
В мгновение, когда наши взгляды встретились, я поняла.
Я поняла, что Гарднер, чрезмерно тупой ублюдок, назвал мое имя Немцу.
Я почувствовала, как сердце забилось у меня в горле.
Ему не нужно было говорить «Я знаю, что ты сказала», потому что холодное выражение лица говорило обо всем. Когда он стоял и смотрел сквозь меня, пока я разглагольствовала о своем отце, он даже не скривился, но я знала, что все услышанное задело его. Такой человек, как он, не ценил критику в свой адрес, потому что считал себя идеальным, очнитесь.
Не то чтобы я называла его «никчемным европейским куском дерьма на пенсии», а это было бы ужасно грубо. Или сказала, что он ужасный игрок, и не заслужил работу тренера.
Ничего даже отдаленно похожего на это не было мной сказано. Но я поставила себя на его место, представила, что мое эго увеличилось в десять раз, и спросила себя, как я буду себя чувствовать.
Я была бы чертовски зла, если бы какой-нибудь ребенок начал говорить, что я делала неправильно.
Но это была правда, и я не собиралась менять свое мнение. Я не называла его
Я сделала то, что считала нужным. Я осталась стоять прямо там, где остановилась, когда он встал у меня на пути, и уговаривала свое сердце не биться так быстро.
Носки Большой Девочки? Надеты.
Голос? Проверен.
Собравшись с силами, я опустила плечи и пристально посмотрела на него.
— Да?
— Время спринта! — крикнул кто-то.
Моя отчаянная храбрость привела к тому, что я развернулась и побежала к линии, от которой начинались забеги. Целый цикл тренировок, бег на короткие дистанции, с увеличивающийся дистанцией от спринта к спринту, — являлся моим видом отношений «любовь-ненависть». Я была быстрой, но это не значило, что действительно любила бегать спринты.
Я встала в ряд между двумя новыми игроками, которые всегда пытались бежать быстрее меня. Девушка, стоявшая справа, ткнула меня кулаком прямо перед тем, как мы побежали.
— Я чувствую, что сегодня тот самый день, Сал, — улыбнулась она. Я пошевелила лодыжкой и медленно перенесла вес на носок.
— Не знаю, сегодня я чувствую себя хорошо, но попробуй.
Еще один тычок кулаком и раздался свисток.