Култи (ЛП)

— Нет. Они сказали, что у него какие-то проблемы с транспортом или что-то в этом роде. Поэтому заставили нас с Гарднером провести пресс-конференцию самостоятельно.

Сейчас самое время для воображаемых рыданий.

— Все это довольно подозрительно, — сказала Дженни почти нормальным тоном. Почти. Я уже представляла себе, как она зажимает нос и убирает трубку подальше от лица, чтобы посмеяться. Засранка. — Держу пари, он завтракал и просматривал в интернете рекламные ролики со своим участием.

— Или рассматривал старые кадры, критикуя себя.

— Или пересчитывал в коллекции часы со своим именем... — Сколько себя помню, Култи всегда был официальным лицом разных брендов часов.

— Вероятно, он сидит в барокамере и перечитывает статьи о себе.

— Вот это была отличная шутка, — засмеялась я, остановившись только тогда, когда телефон дважды пропищал. На экране высветился длинный номер, начинающийся с плюс пятьдесят два, и мне потребовалась всего секунда, чтобы понять, кто звонит. — Эй, мне нужно идти, звонит твой лучший друг. Увидимся на тренировке в понедельник.

Дженни рассмеялась.

— Ладно, передавай ему привет от меня.

— Обязательно.

— Пока, Сал.

Я закатила глаза и улыбнулась.

— Увидимся. Береги себя, — сказала я, прежде чем нажать на кнопку и ответить на входящий вызов.

Не успела вымолвить и слова, как мужской голос на другом конце линии произнес:

— Саломея.

Боже. Он серьезно. То, как сдавленно и нечетко он произнес «Сало-мея», вместо обычного «Сал», натолкнуло меня на мысль, будто я разбила что-то бесценное. Никто никогда не называл меня полным именем, не говоря уже о моем отце. Возможно, только в моменты, когда он был серьезен и говорил по делу... Например, когда пытался надрать мне задницу, потому что мама решила, что я сделала невероятную глупость, и хотела, чтобы он с этим разобрался. Однажды, когда мне было пятнадцать, я подралась во время матча, и меня вышвырнули. На самом деле, отец никогда не наказывал меня всерьез. Все его представление о дисциплине сводилось к выполнению множества работы по дому. А когда мамы не было рядом, он даже втайне похвалил мой удар.

Поэтому, когда папа продолжил и сказал:

— Это сон? Может, я сплю? — я не смогла удержаться от смеха.

Я откинула одеяло с лица, чтобы поговорить с ним. И первое, что сказала ему, было:

— Нет. Ты просто сумасшедший.

Он и был сумасшедшим. «Безумно влюбленный», — как шутила мама. Будучи абсолютным футбольным снобом, мой отец, как и большинство иностранцев, не уважал американский футбол, если только дело не касалось меня или брата. Или Рейнера Култи, также известного как «Король» для фанатов и «Фюрер» для тех, кто ненавидел его до глубины души. Папа любил повторять, что не может не симпатизировать ему. Култи был слишком хорош, слишком талантлив, и большую часть своей карьеры играл в любимой команде отца, за исключением двухлетнего пребывания в «Чикаго Тайгерс». Кроме того, у папы было четыре разных типа футболок: каждого клуба, за которые играл Эрик, я, мексиканской национальной команды, и, собственно, Култи. Само собой разумеется, футболку Култи он носил чаще, чем наши с братом, но я не принимала это близко к сердцу.

Вот так мы втроем, за исключением мамы и младшей сестры, часами напролет могли наблюдать за играми Култи. Те из них, что не могли посмотреть лично, записывали на видеокассеты, а после — на DVD. Я была достаточно впечатлительна, поэтому ста восьмидесяти сантиметровый немец смог оказать на меня столь огромное влияние. Конечно, мой брат Эрик играл в футбол с тех пор, как я себя помнила, но влияние Култи было иным. Именно оно, как магнетическая сила, притягивало меня к полю изо дня в день. И именно оно заставляло меня тащиться за Эриком при каждом удобном случае, потому что он был лучшим игроком из всех, кого я знала.

Просто так сложилось, что папа во всем поддерживал меня, тем самым лишь подогревая мое поклонение герою.

— Я ел, когда в дом вбежала твоя кузина. — Родители гостили у моей тети в Мексике. — И велела мне включить новости.

Он знал…

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Я не могла! Нам нельзя было ничего разглашать, пока все не станет официально, да и узнала я об этом как раз перед тем, как они заставили меня проводить пресс-конференцию.

Последовала пауза. Отец задыхался от волнения. Он вполголоса пробурчал что-то, похожее на Dios mio (исп. Боже мой).

— Ты давала интервью на пресс-конференции? — спросил он тихим шепотом. Отец не мог в это поверить.

Он этого не видел. Слава Богу.

— Все прошло настолько плохо, насколько ты можешь себе представить, — предупредила я.

Папа снова замолчал, обдумывая и анализируя мои слова. Видимо, он решил на время забыть о моих провалах перед камерой, прежде чем спросить:

— Это правда? Он твой новый тренер? — Отец задал этот вопрос так нерешительно, так медленно, что, если бы могла полюбить своего отца еще больше, что невозможно, я бы полюбила.

Не знаю почему, но я вдруг вспомнила свою тетрадь со второго курса, на которой был изображен Култи. М-да.