Культя

– Да, но ты ж его знаешь - он просто кого-нить еще заставит. Каких-нить шестерок типа Джеза Салли и этих его придурошных дружков, бля, сделать за него грязную работу. Всегда действует чужими руками, а?

– Открыл Америку. Мы с тобой чё щас делаем, по-твоему?

– Ну да. И он тех, кого собирался замочить, заставлял сначала копать себе могилы, типа. Как в кино всегда делают.

Даррен морщит лоб. Кожа у переносицы собирается двумя глубокими складками, как буква V.

– Да, я сам никада этого не мог понять. Чтоб человек сам себе могилу копал. Я чё хочу сказать, если тя все равно должны замочить, так пошли их в жопу, бля, пускай сами копают. Они начнут копать, а у тя в это время, мож, получится сделать ноги или подраться с ними, а если не начнут копать, то у них будет труп и никакой могилы. В любом случае выигрыш твой.

– Да, тока ты в это время уже умер.

– Да, но они тебя так и так убьют, нет? Еще чего - самому себе могилу копать. Я скажу, пошли вы в жопу. Козлы. Я еще вам помогать буду, свой собственный труп зарывать, бля. Хер им, братан. Пускай сами жопу рвут, бля.

Но еще хоть десять минут сердце будет биться лишних десять минут дыхания, пульса. Лишних десять минут вбирать мир глазами, пусть даже этот мир сжался до клочка вскопанной земли и человека с пистолетом, что стоит у тебя за спиной, над тобой, целясь тебе в голову. Чего только не передумаешь за эти десять минут. Эти десять минут можешь прожить как никогда не жил раньше в эти десять минут кульминация величественная великолепная всего чем ты мог стать в эти заключительные минуты и копаешь с яростью чистой будто стремишься бежать от ужаса над головой, от угрозы на уровне земли - вниз, вниз, все глубже, сквозь почву и камень, туда, к сдавленному, дымящемуся, пылающему ядру, что поглотит тебя, оно ведомо тебе, не чуждо, ведь его отпрыски бурлили и роптали в тебе столько багрового, безумного времени.

Даррен глядит в окно, на пролетающие справа сосновые леса, плотные тени меж деревьев. Бормочет:

– А неплохое место, чтоб дело сделать. Никто не помешает, типа.

– Чё?

– Да лес. Тут никто не помешает разобраться с этим козлом одноруким.

– Чё, ты хочешь его сюда привезти?

– Угу. Запхаем его в багажник, бля. Прикажем копать могилу - интересно, послушается или нет.

– У него ж тока одна рука.

– Ну и чё?

– А то, что как он копать будет?

– Ну совком-то он может ковырять? Вот пускай и ковыряет, бля.

– Это ж он сто лет ковырять будет.

– Ну и чё? У тя горит?

– Дар, я никого не смогу замочить.

– Ты это уже сто раз говорил.

– Не, честно: просто не смогу.

– Тебя никто и не просит, бля. Мы его просто малость поучим. Припугнем тока. Чуток попугаем, двинем пару раз, и все. Никто не собирается его мочить, не бзди.

Алистер жмет плечами.

– А кстати, Алли, ты вот чё мне скажи: если б ты заблудился тута в горах, ну, типа, голодал, замерзал, ты б мог кого-нибудь убить?

– Зачем?

– Чтоб съесть, дебил. Ну, ты бы мог кого-нибудь убить и съесть, если б иначе тебе было не выжить?

– Чё, здесь?

– Угу.

– Не-а. Тут ведь город недалеко, всего несколько миль. А там продуктовые магазины и все такое.

– Вот дебил, я ж не имею в виду прям вот тут, я имею в виду, ну, ты понял. В пустыне, типа. Ни еды, ничё. Если б те оставалось тока стать людоедом либо помереть с голоду, чё б ты выбрал?

– Нинаю, честно те скажу. Смотря с кем я буду. Вот Томми я б есть не стал.

– А чё? Он такой жирный мудак, его на несколько лет хватило б.

– Да, но это ж сплошной жир. Как все равно студень, трясется, бе.

– А я бы смог, бля. Я чё думаю, главное, типа, выжить. Я бы любого мудака съел, эт точно. Правду говорю.

Дорога идет на подъем. Они проезжают под железнодорожным мостом, на котором намалевано «SAEFON ALLAN» [42], и дорога забирает вверх все круче, будто сейчас уйдет в восковое небо.

– Ну ладно, а если б ты оказался в пустыне и без воды. Ты б стал пить свою мочу?

Даррен качает головой.

– Ну, Алли, с тебя станется - об таком подумать. Мочу пить. Сам бы стал пить, небось, за милую душу, еще даже до того, как вода кончится. Как те немецкие шлюхи в тех киношках, что Эдди крутит.

– А я уже.

– Чё?

– Да пил. Када малой был. Кто-то со мной поспорил, что я не смогу нассать и выпить это, и вот я нассал и выпил. Как вода, тока соленая.

– Ну ты дебил.

– Все равно как морская. И это ведь мое, я чё хочу сказать, чью другую я б не стал никада в жизни, бля. Получил за это десять сигарет. - Он пожимает плечами. - И ничё такого. Я б и еще раз то же самое сделал, если б вдруг на мели оказался.

– Ну ты грязный козел. Это ж чистый яд, братан.

– Яд? Можно подумать, всякий там кокс и быстрый, что ты себе в хобот вдуваешь, не яд. Чё-та я не видел, чтоб ты об этом волновался.

Даррен ухмыляется.

– А птушта я с них торчу. А сам-то чё, а? Ты ваще пылесос ходячий. Я ваще удивляюсь, как у тя хобот до сих пор не отвалился. Удивительно, что ты до сих пор не стал как та баба из «Ист-Эндеров» [43], знаешь, о ком я?