Культовый Питер

Остров некоторое время служил строгим государственным интересам, — в частности, был местом казни. В 1826 году тут, на Кронверке, повесили декабристов. Гораздо раньше, 27 июня 1749 года, по требованию фаворита Анны Иоанновны Бирона на эшафоте Сытного рынка были казнены «заговорщики», не захотевшие жить под пятой иноземца: кабинет-министр Волынский, советник Хрущов и гениальный архитектор Еропкин, автор трех лучей — улиц, отходящих от Адмиралтейства, благодаря чему наш город так прекрасен.

Четверть века спустя, 15 сентября 1764 года, на том же рынке был казнен подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Мирович, предпринявший попытку освободить из Шлиссельбургской крепости и посадить на престол несчастного сына Анны Леопольдовны, Иоанна Антоновича.

Город разрастался вокруг Троицкой площади. О том, кто селился тут, говорят названия улиц, до сих пор сохранившиеся или заново восстановленные: Большая и Малая Дворянская, Пушкарская, Зелейная (слово «зелье» означало порох), Монетная, Ружейная.

КУЛЬТОВОЕ МЕСТО: «ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО»

На Дворянских, Большой и Малой, селились вельможи. Традиция эта сохранилась и до последних времен. В тридцатые годы над площадью поднялся огромный конструктивистский «Дом политкаторжан». Ясно, что те, кто при царе были политкаторжанами, стали в советское время большими начальниками, хотя жизнь в том доме была неспокойная. Из 144 семей 132 были выселены. И многие из жильцов снова вернулись на каторгу, гораздо более суровую, нежели царская. Однако статус «дома для начальства» сохранился. Один мой знакомый врач, родом из старой революционной семьи, жил в этом доме этажом выше знаменитого секретаря обкома Григория Романова Даже фамилия царская! Жизнь у моего друга была напряженная — то его не впускали в подъезд, то не выпускали: «Подождите минуточку, Григорий Васильевич выйдет». Он даже хотел поменять квартиру, но его вызвали в ЖЭК, где какие-то строгие люди объяснили ему, что квартиры в таких домах не меняют.

К этому дома пристроили в 1964 году еще один — для высшей партийной номенклатуры. По близости к бывшей Большой Дворянской улице и по составу жильцов дом этот прозвали в народе «Дворянским гнездом». Он и сейчас гордо возвышается над первым домиком Петра, который даже вместе с каменным флигелем, внутрь которого он помещен, кажется крохотным Кроме вельмож в новый дом также селили и «отборную» интеллигенцию.

Я там бывал с моим приятелем Лешей Лебедевым в квартире, подаренной властью его отцу, замечательному актеру Евгению Лебедеву. В те далекие шестидесятые квартира та казалась непривычно огромной, барской. Тем более что она была соединена пробитой в капитальной стене дверью, соединяющей квартиру Лебедева с квартирой еще более знаменитого Георгия Товстоногова, с которым они были родственниками, поскольку Евгений Лебедев был женат на сестре Товстоногова Натэлле Александровне, женщине тоже весьма известной в городе, властностью не уступающей своему великому брату. Все-таки сильные люди неплохо могли поставить себя и в советское время и даже могли уверенно пробивать по своей прихоти капитальные стены в вельможных домах. Обе квартиры демонстрировали, чего может добиться талант, помноженный на энергию, заслуженный апломб и деловую хватку. По стенам висели многочисленные портреты двух гениев, исполненные такими же знаменитыми художниками, как и сами портретируемые. Художники были как наши, так и самые известные в нашей стране зарубежные — помнится, я там видел работу Ренато Гуттузо, гремевшего тогда у нас. Кроме того, стены пестрели афишами премьер и гастролей на всех языках, акварелями, экзотическими сувенирами, театральными и ритуальными масками. То был музей таланта, успеха, международной известности, произведший, помнится, на меня неизгладимое впечатление. То было время, когда еще зарубежная роскошь к нам не проникла. Но в эти две квартиры она уже проникла! Помню комфортное, коричневой кожи, кресло Товстоногова. Великие люди у нас были всегда.

Под окнами сверкала широкая Нева, за ней вдали можно было разглядеть великолепную решетку Летнего сада. Прекрасна жизнь в нашем городе, особенно если она удалась.

Особая прелесть Петроградского острова в том, что он сохранил статус острова, не стал центром города, не потерял вольный дух, сельский колорит. Все-таки хорошо, что не все замыслы Петра сбылись, в ухабах и рытвинах истории иногда оказывается очень уютно. Все-таки не захотели вельможи при Петре жить на отдельном острове, переехали на материк, да и сам Петр построил себе сравнительно благоустроенный дом на той стороне, в Летнем саду.