Культура древнего Рима. Том 2

Интересно в этой связи употребление термина . Родиной, отчизной уроженцы полисов называли свои города. Городу Тацине, своей «сладчайшей отчизне» , поставил декрет при императоре Коммоде Трифон, сын Аполлонида, прославившийся успешным выполнением общественных обязанностей и посольств (LBW, III, № 1700). Совет города Теменотюры восхваляет Клавдия Евтюха, благодетеля своей отчизны. Иногда это понятие было собирательным, и у одного лица могло быть две отчизны и два города, которым он оказывал благодеяния. Тогда в почетных декретах оба они назывались (СВ, I, p. 612 № 518=IGRR IV № 619).

Родиной называли свои деревни и жители сельских местностей. Некто Диотейм подарил своей «сладчайшей отчизне» те земли, которыми он владел (IGRR, III, № 422). Здесь слово употребляется уже применительно к сельскому поселению.

Таким образом, в отношении к центральной власти между жителями городов и сельских местностей Малой Азии принципиального различия не было. Исполняя все требующиеся от них обязанности и ритуалы, отправляя культ императора и оказывая должные почести римским властям, они неизменно подчеркивали важное значение и достоинства своих городов и деревень, уроженцами которых являлись. Они были патриотами отдельных регионов, издавна входивших в состав Малой Азии-Мисии, Карии, Лидии, Фригии и др., патриотами греческих полисов, местных сельских поселений, но им был чужд общеримский, общеимперский патриотизм. В их надписях и декретах нельзя встретить слов «я — житель Римской империи» или «я — гражданин римского государства». Проявлений «государственного» патриотизма в эпиграфике Малой Азии обнаружить нельзя. Видимо, римские императоры понимали истинное отношение горожан и крестьян Малой Азии к центральной власти, и не случайной в этом контексте выглядит та суровая клятва, которую принесли жители Пафлагонии императору Августу в 3 г до н э (IGRR, III, № 137 = REG, 1901, p. 29 sqq.). Согласно этой клятве верности, в случае ее нарушения предусматривался целый ряд «карательных» мероприятий не только для тех, кто не сдержит слова, но и для их потомков: «кара постигнет и тело, и душу, и жизнь, и детей, и весь род, включая наследников; не будет тому, кто нарушил клятву, ни земли, ни моря, ни плодов (урожая)» ( , , ). Так должны были клясться жители городов и сельских местностей — императоры здесь не делали различия между горожанином и крестьянином.

2. ОТНОШЕНИЕ К РАБСТВУ И ЗАВИСИМОСТИ

Об отношении жителей в городах к рабам и рабству свидетельствуют многочисленные надписи, где говорится о раздачах денег богатыми гражданами различным слоям населения. Известно, например, что в городах Памфилии этого были булевты, члены герусии, члены экклесии, граждане, вольноотпущенники, паройки. Интересно соотношение сумм при этих пожертвованиях. Так, в городе Силлии (Lanckoronski, I, № 58 = = IGRR, III, № 800) было роздано булевтам по 20 денариев, членам герусии и экклесии — по 18, гражданам по 2 денария, вольноотпущенникам и паройкам — по одному. В одной из надписей есть уточнение — раздавать деньги только тем вольноотпущенникам, которые были отпущены на волю самими господами, а не по завещанию (IGRR, III, № 801 — vindictarius). Имели место случаи, когда булевтам, герусиастам и экклесиастам раздавали деньги и хлеб, а виндиктариям и вольноотпущенникам — только деньги (IGRR, III, № 802 = = Lanckoronski, I, № 60). Рабы вообще не включались в те слои населения, которые могли претендовать на раздачи денег и хлеба. Об отношении к рабам в городах свидетельствует также тот факт, что брак раба со свободной женщиной или рабыни и свободного не изменял социального положения ни их самих, ни их детей.

Характерный случай отражен в надписи МАМА, I, № 295 из Атланди (Лаодикея). В ней лаконично говорится, что Эпафродит, раб Пардалады, ставит памятник сыну Фоспору; за этой скупой формулой скрывается трагедия семьи, несмотря на внешний вид памятника, указывающий на ее благополучие: стела размером 1,56 мХ0,51 с акротерием, виноградными листьями и изображением трех стоящих фигур — мужской, женской и детской. Эти люди были связаны между собой следующим образом: свободная горожанка Пардалада имела раба Эпафродита, который стал ее мужем. Фоспор был их сыном. Юридическое положение Эпафродита после брака со свободной не изменилось, в надписи он по-прежнему называется ', а его сын является рабом.

Согласно надписи МАМА, I, № 28 из Лаодикеи, Юлия, являвшаяся рабыней некоего Нейкефора, которого она называет , вышла за него замуж. Ее положение рабыни это не изменило — Нейкефор стал для нее «сладчайшим мужем», продолжая оставаться ее господином, а она его . Эти случаи, как и многие другие, подпадали под юрисдикцию римского права, согласно которому раб — nullo padre natus.