Культура и империализм

Вдохновляющим и отрезвляющим во всем этом для меня стало осознание того, как великий Киплинг (чуть меньший империалист и реакционер) мастерски отобразил Индию; и как его роман «Ким»[67] не только встраивается в длительную англо-индийскую перспективу, но и, вопреки себе, предсказывает неустойчивость этой перспективы в силу своей непоколебимой веры в то, что индийские реалии нуждаются или даже требуют британского надзора на более или менее бесконечном временном горизонте. В интеллектуальном и эстетическом вкладе в заморские владения мне видится великий культурный архив[68]. Если бы вы были британцем или французом 1860-х годов, то вы смотрели бы на Индию и Северную Африку с определенным сочетанием близкого знакомства и дистанции, но никогда не ощутили бы их отдельного суверенитета. В нарративах, историях, записках путешественника и исследованиях ваше сознание представало бы главным авторитетом, активным источником энергии, придающим смысл не только колониальным реалиям, но и географии и людям. В вашем властном сознании едва ли могла зародиться мысль о том, что эти «туземцы», выглядящие сейчас послушными или угрюмо не-сотрудничающими, окажутся в какой-то момент способны заставить вас отказаться от Индии или Алжира или скажут что-то, что будет оспаривать или каким-либо иным образом нарушать господствующий дискурс или противоречить ему.

Культура империализма не была невидимой, она не прятала свои родственные связи и интересы. С точки зрения главных своих направлений эта культура достаточно прозрачна, чтобы мы могли заметить тщательно прописанные в ней знаки, а также обнаружить, как мало им уделяли внимания прежде. Почему же сегодня эти знаки представляются столь интересными, например, для написания разных книг, в том числе и моих? Стоит заметить, что этот интерес обусловлен не столько ретроспективной мстительностью, сколько укрепившейся необходимостью простроить связи и соединения, чтобы эту культуру увидеть. Одним из достижений империализма стало сближение мира, и несмотря на то, что в процессе жизни империй граница между европейцами и туземцами проводилась безжалостно и принципиально несправедливо, большинство из нас должны рассматривать исторический опыт империй как совместный. Задача состоит в том, чтобы описать этот опыт как принадлежащий индийцам и британцам, алжирцам и французам, европейцам и африканцам, азиатам, латиноамериканцам и австралийцам. несмотря на все ужасы, кровопролития и мстительную горечь.

Мой метод заключается в том, чтобы сосредоточиться на отдельных произведениях, прочитать их сначала как великие тексты творческого или интерпретационного воображения, а затем показать их как часть взаимоотношений между культурой и империей. Я не верю в то, что авторы могут механически детерминироваться идеологией, классом или экономической историей, но полагаю, что они являются частью своих обществ, которые определяются историей и социальным опытом. Культура и составляющие ее эстетические формы проистекают из исторического опыта, и это одна из главных тем моей книги. Работая над «Ориентализмом», я обнаружил, что нельзя понять исторический опыт через списки или каталоги, и какую бы широкую область ты ни покрыл, все равно будут упущены какие-то книги, статьи, авторы и идеи. Поэтому я постарался рассмотреть наиболее важное и существенное, заранее признавшись себе в том, что моей работой управляет осознанный выбор. Надеюсь, читатели и критики воспользуются этой книгой в своих исследованиях и текстах об историческом опыте империализма. Обсуждая и анализируя этот по-настоящему глобальный процесс, я вынужден быть одновременно очень общим и кратким; и все-таки я уверен, что никто не пожелал бы, чтобы эта книга стала еще толще!

Несколько империй остались за пределами моего внимания: Австро-Венгрия, Россия, Османская империя, Испания и Португалия. Это ни в коем случае не означает, что господство России в Центральной Азии и Восточной Европе, Стамбула – над арабским миром, Португалии – в нынешних Анголе и Мозамбике, Испании – в Латинской Америке и на Филиппинах было благословенным (и, следовательно, достойным одобрения) или менее империалистическим. Но я рассматриваю британский, французский и американский опыт как внутренне цельный и имеющий в своей основе особую сосредоточенность на культуре. Англия – это, безусловно, отдельный класс империй, она была самая крупная, масштабная и влиятельная; Франция на протяжении почти двух столетий пыталась с ней соперничать. Поскольку нарратив играет весьма значительную роль в имперском приключении, то неудивительно, что Франция и (особенно) Англия обладают непрерывной традицией романа, которую не стоит сравнивать с другими странами. Америка как империя начала функционировать только в XIX веке, но во второй половине XX века, после распада Британской и Французской, она стала прямым наследником своих великих предшественников.