Читаем Культура Исландии полностью

В «сагах об исландцах» вообще, как правило, сообщается больше фактов, чем это необходимо для понимания действия. Как уже было сказано выше, в них обычно приводятся родословные действующих лиц. Описание тяжб на тинге нередко содержит обилие процессуальных тонкостей. Особенно много этих тонкостей сообщается в «Саге о Ньяле», хотя именно она отличается наибольшим драматизмом действия. Очень много в сагах географических названий. Так, в «Саге о людях с Песчаного Берега» на 184 страницах 220 географических названий. Большинство этих названий можно найти на современных картах Исландии. Читать «сагу об исландцах» надо медленно и внимательно, чтобы не пропустить подробности, которые, будучи раз упомянутыми, подразумеваются известными через много страниц далее: сага рассчитана на память, менее хилую или более цепкую, чем память современного читателя, привыкшего глотать книги, не требующие никакого напряжения памяти. Надо иметь перед собой подробную карту Исландии. Местность, о которой рассказывается в саге, как бы подразумевается известной читателю, или вернее — слушателю, так как в Исландии саги обычно читались вслух. Надо иметь перед собой генеалогическую таблицу. Иначе не разберешься в родстве и не поймешь действия. Надо обращаться и к комментарию за разъяснением овцеводческих или юридических терминов.

Объективность «саг об исландцах» находит свое языковое выражение в обилии оборотов типа «рассказывают», «говорят», «считают», «передают», «некоторые люди говорят», «другие считают», «большинство полагает», «об этом ничего не рассказывается» и т. п. Характеристики, даваемые при вводе персонажей, отражают как бы общее суждение о них. Иногда в саге не высказывается даже мнение относительно того, произошло ли данное событие или нет. Так, в «Саге о сыновьях Дроплауг» остается неясным, была ли причастна Дроплауг к убийству своего второго мужа или нет. В одном месте «Саги о Греттире» говорится, например, так: «Халльдор дал ему в помощь шесть человек. Одного звали Кар, другого Торлейв, третьего Бранд. Другие не были названы». Сага как бы ограничивается передачей только установленных фактов.

«Сага об исландцах» начинается обычно так: «Жил человек по имени Грим», или «жил человек по имени Бранд», или «жил человек по имени Торир», и т. д. Затем перечисляются другие лица, о которых будет речь в саге или в данной ее части, сообщаются их родословные и прочие сведения о них. Затем рассказываются все факты в порядке последовательности событий. Если рассказ об одном персонаже прерывается рассказом о другом персонаже, то говорится: «Теперь надо рассказать о Скарпхедине» или: «Теперь надо рассказать о Кари», или: «Теперь надо рассказать о том, как…» и т. д. Когда о ком-либо все факты сообщены, говорится «и он вышел из саги». После сообщения последнего факта всей саги говорится: «На этом кончается сага» или «на этом мы кончаем сагу о Гисли Сурссоне» и т. п. Ни возвращений назад, ни обрамляющих рассказов, ни рассказывания своей жизни и тому подобных искусственных композиционных приемов в «сагах об исландцах» не бывает. В силу обилия фактов и объективности в их подаче нить рассказа иногда как бы теряется, и сага превращается в ряд нанизанных отдельных событий. Иногда даже кажется, что сюжетная схема также отсутствует в саге, как она отсутствует в статье биографического словаря или в протоколе судебного следствия.

«Саги об исландцах» рассказывают о жизни различных людей во всех подробностях их быта. Они подчас сообщают о совсем незначительных фактах из жизни отдельного человека. Однако в них всегда говорится только о фактах. Ни статистических описаний быта, ни описаний природы в них не бывает. Чуть ли не единственное описание природы в «Сагах об исландцах» — это знаменитые слова Гуннара из «Саги о Ньяле», которые он произносит, когда, будучи осужден на изгнание, уже по дороге на корабль, случайно останавливается и бросает взгляд назад на свой дом. «Как красив этот склон! — говорит он. — Таким красивым я его еще никогда не видел — желтые поля и скошенные луга. Я возвращаюсь домой и никуда не поеду!». И он возвращается, чтобы, оказав своим врагам геройское сопротивление, погибнуть от их руки в своем доме. Таким образом, описание природы здесь не самоцель, а звено в цепи фактов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология