Конформизм и подхалимство бесчестны, но выгодны тем, кто с их помощью извлекает довольно серьезные материальные дивиденды. Они могут в глубине души быть не согласны с политикой своих кормчих, но внешне демонстрируют полное согласие и одобрение. И стоит только лидерам споткнуться, как их внешне преданные подопечные перестанут быть таковыми и, воспользовавшись моментом, ополчатся против них же. Конформисты сидят и ждут, куда повеет ветер, приготовив парус для дальнейшего плавания. Так, потребительски ориентированные представители партии власти, у которых жажда к наживе доминирует над идеалами и принципами, в случае серьезного шатания трона под властным истеблишментом готовы будут перебежать на сторону, например, либерального крыла, которое сегодня с некоторой долей успешности оппонирует власти. Они и сейчас, после активизации митингующих либералов, начинают задумываться о возможных переменах в конъюнктуре и боятся допускать неосторожных шагов, лавируя согласно императиву «и нашим и вашим». Многие из них воздерживаются от жесткой критики либеральной оппозиции, дабы не сжечь мосты и не перегнуть палку; вдруг критикуемые займут власть, а ругать тех, кто в потенциальном смысле может получить серьезные политические преференции, стратегически неэффективно. Принципу «на том стою и не могу иначе» здесь нет места. «Люди вступают в сделку со своей совестью, и нравственная цена тем выше, чем больше общественные последствия нашего двуличия»[121]
, - пишет А. А. Бодалев. Тем самым попираются настоящие общечеловеческие ценности. Античный философ Антисфен говорил: «Лучше достаться воронам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти — живых». А когда его хвалили плохие люди, он сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего-нибудь дурного»[122].Конформист следует идеологеме: для того, чтобы жить хорошей потребительской жизнью, нужно быть «современным» и прислуживать тому, кто управляет СЕГОДНЯ, а не ВЧЕРА. Ибо счастье забывшего о чести и достоинстве человека зависит от степени его гармонии с внешней средой.
Конформист, хоть и демонстрирует преданность властному истеблишменту, в реальности никому преданности не проявляет, и когда власть меняется, он готов кланяться новым, пришедшим на смену прежним, политическим силам, забывая о своей преданности предыдущим. Рука, ранее поглаживавшая партбилет атеистической партии, теперь спокойно крестится, и эту беспринципность особо ярко проявил, например, Н. Михалков. Иные времена — иные идолы. Когда человек — неважно, чиновник ли это или заслуженный деятель культуры — всегда рядом с правительством, которое меняется, когда взлет его карьеры начался в годы Советского Союза, когда она успешно развивалась в ельцинский период и когда она не теряет себя сегодня, и при этом человек не отдалялся и не отдаляется от кремлевских коридоров, нужно говорить не столько о гениальной приспособленности данного субъекта к реалиям дня, сколько о гениальной беспринципности. Хватает обывателей, способных устроиться и сделать карьеру при любом идеологическом и политическом режиме, готовых произносить любые лозунги и мировоззренческие формулы, совершенно не заботясь об их содержании. Главное — не содержание слов, а их эффективность при построении карьеры и наполнении своей жизни потребительскими благами. Конформист не проявляет преданности душой и сердцем одному конкретному политическому актору, а готов служить любому актору, лишь бы тот имел самый высокий статус, лишь бы тот оставался сильнейшим. Приоритет силы для конформиста более значим, чем приоритет идеологии и системы действий. Даже если сильнейший стоит далеко от реализации социального блага, конформиста это не смущает. Поэтому важным для конформиста является не идейно-деятельностная направленность актора, а всего лишь его статус и сила. К государству и к отправляемой политике он относится как к сугубо инструментальной ценности, из которой можно извлечь определенную меркантильную выгоду.