Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций

Любая форма конформизма граничит с безликостью, стадностью и подчинением авторитету. Причем авторитетом может выступать как конкретный человек — лидер, так и целая группа. «Власть чьего-то авторитета над нашим сознанием обычно прямо пропорциональна нашей простоте и впечатлительности и обратно пропорциональна интеллекту, — пишет И.А. Шаповал. — Эмоциональность, склонность к сильным переживаниям и аффектам при отсутствии критического мышления обусловливает большую подверженность влиянию авторитета и подчиняемость ему практически без обдумывания и выбора. Индивидуальность здесь выражается лишь в выборе кумира, а его смена сопровождается и сменой моральных норм»^[126].

Полностью здорового общества не бывает, всегда и на всех этажах социальной пирамиды есть предатели, приспособленцы и прочие узники нечистой совести. Но общество должно уметь избавляться от шлаков. Неспособность освобождаться от шлаков отравляет весь организм. Единственное, чего нельзя отравить и парализовать — свободную волю (здорового) человека. Вот только здоровых слишком мало на общем фоне.

Д. Ольшанский наделяет индивида массы такими характеристиками, как анонимность и отсутствие сознательной личности, снижение рациональности и интеллектуальности, стремление к осуществлению внушенных идей, ориентация индивидуальных мыслей и чувств в направлении массовых, что уже есть гиперконформизм^[127]. Человек по-настоящему живет не тогда, когда упивается благосклонным расположением начальства, не тогда, когда получает зарплату, не тогда, когда уделяет внимание своим дорогим игрушкам и различным гаджетам — не в эти моменты избытка жизни. Человек живет тогда, когда не только думает по совести и долгу, но и поступает соответствующим образом. Смелость, готовность взять на себя риск означает полноценную и полнокровную жизнь. Человек живет в пограничных ситуациях, когда его бытие встречается с ничто, с чистой аннигиляцией. А конформисты, ницшеанские «последние люди», комфортно чувствующие себя в условиях своей конформизации, ощущают избыток жизни, что парадоксальным образом указывает на ее отсутствие. Они наслаждаются собственным уничтожением. В. Франкл справедливо называл конформизм и тоталитаризм двумя следствиями экзистенциального вакуума, следствиями утраты смысла жизни и осмысленности бытия^[128]. Таким образом, в конформизме вместо экспликации чего-то позитивного для развития личности усматривается лишь процесс слияния с мнением молчаливого большинства.

Потребительски мыслящий конформист не пытается стать выше себя, не принимает ценность личностного развития. Интеллектуально-духовный путь развития представляется ему тупиковым и совершенно ненужным, так как он не облегчает достижения желаемых ценностей. В этом заключается вульгарность конформно-потребительского сознания. Конформист может понимать свою косность и ограниченность, но это понимание не стимулирует его к самосовершенствованию, не придает ему мотивацию к этому благородному процессу. Единственное, к чему оно ведет, так это к пробуждению ненависти к «другим», отличающимся от масс (согласно X. Ортеге-и-Гассету, масса ненавидит все отличное от нее^[129]). Представляется, что за этой ненавистью и озлобленностью зачастую скрывается обычная зависть к тому, кто лучше, благородней, умнее и утонченней. В итоге соприкосновение малообразованного и эстетически неразвитого человека с высокими культурными образцами, не являющимися на сегодняшний день культовыми, может вызвать реакцию отвержения, отвращения и непонимания. Р. Барт утонченным образом высмеивает критическую позицию невежд, где объектом критики является то, что они понять не могут. Такой критик, признаваясь в непонятливости, сомневается в ясности произведения, на которое обращен его взгляд. Он следует принципу «Я не понимаю — значит, вы дилетанты». «Вам не объяснить философов, а вот они вас объясняют»^[130], — не без доли иронии пишет автор «Мифологий». От себя добавим, что презрительное отношение масс к той культуре, высот которой их мышление не достигает, совершенно необоснованно. Оно — это отношение — поддается сугубо психологическому описанию (чувство общности с себе подобными как «своими» с одновременной ненавистью к «другим» — результат некоего вытеснения осознания своей интеллектуально-эстетической неполноценности), но при этом лишено четких оснований, которые могли бы обеспечить ему право на существование.