Культура Возрождения в Италии

К страдающему папству сразу же проявились симпатии как политические, так и церковные. Короли не могли допустить, чтобы один из них притязал на роль тюремщика папы, и заключили для его освобождения Амьенский мир (18 августа 1527 г.). Они использовали для этого в своих целях неприязнь, вызванную действиями императорского войска. Одновременно император оказался в Испании в затруднительном положении, ибо его прелаты и гранды выражали ему решительный протест при каждой встрече с ним. Когда стало известно о предстоящем посещении его духовными и светскими лицами в траурной одежде, Карл ощутил беспокойство, что это может привести к столь же опасным последствиям, как усмиренное несколько лет тому назад восстание комунерос{159}, и отменил это собрание[256]. Он не только не посмел продолжать свое дерзкое обращение с папой, но и, независимо от всякой внешней политики, был вынужден примириться с жестоко обиженным им папой. Настроение в Германии, которое указывало ему иной путь, он также не принял во внимание, как и ситуацию в Германии вообще.

Возможно, что, как утверждает один венецианец, его мучила совесть при мысли о разграблении Рима[257], что ускорило искупление, подкрепленное подчинением флорентийцев папскому дому, дому Медичи. Непот и новый герцог, Алессандро Медичи, вступил в брак с незаконной дочерью императора{160}.

Впоследствии Карл благодаря идее собора сохранил в значительной степени власть над папством и мог его одновременно притеснять и защищать. Но страшная опасность, секуляризация, в частности грозящая изнутри как следствие действий пап и их непотов, была устранена на века благодаря немецкой Реформации.

Также, как именно Реформация обусловила возможность и успех похода на Рим (1527 г.), она вынудила папство стать выражением духовной мировой мощи, возглавить всех ее противников и подняться из «состояния упадка к пониманию фактических отношений». Во времена Климента VII, Павла III, Павла IV{161} и их преемников вместе с отпадением от католической церкви половины Европы постепенно складывается совершенно новая возрожденная иерархия, устраняющая все опасности в собственном доме, особенно непотизм как средство основания государства[258], и в союзе с католическими князьями, преисполненная новым духовным импульсом, она видит свое главное дело в восстановлении утраченного. Она может быть понята только в противоположении к отпавшим от нее. В этом смысле можно с полным основанием сказать, что папство в моральном отношении было спасено своими смертельными врагами. Упрочилось и его политическое положение, став неприкосновенным, правда, под надзором Испании; почти без усилий оно наследовало после смерти своих вассалов (легитимной линии дома д’Эсте и делла Ровере) герцогства Феррару и Урбино{162}. Не будь Реформации, — если это вообще можно себе представить, — все Папское государство, вероятно, давно уже перешло бы к светским властителям.

* * *

В заключение остановимся вкратце на воздействии сложившейся политической ситуации на дух итальянской нации в целом.

Совершенно очевидно, что общая политическая неустойчивость в Италии XIV и XV вв. должна была вызвать у людей более благородных по своему складу патриотическое недовольство и противостояние. Уже Данте и Петрарка[259] провозглашают идею единой Италии, на реализацию которой должны быть направлены все высокие стремления. Можно, конечно, возразить, что это лишь энтузиазм отдельных высокообразованных людей, о котором нация в своей массе ничего не ведала, но и в Германии тогда дело вряд ли обстояло иначе, несмотря на то что она, по крайней мере по своему имени, обладала единством и признанным верховным властителем, императором. Первое громкое прославление Германии в литературе (за исключением нескольких стихов миннезингеров) принадлежит гуманистам времени Максимилиана I[260] и кажется иногда эхом итальянских декламаций. И все-таки Германия фактически стала единым народом раньше, причем в совершенно иной степени, чем жители Италии когда-либо со времен римлян.

Франция обязана сознанием единства своего народа борьбе с англичанами, а Испания не смогла даже присоединить родственную ей Португалию. Для Италии существование Папского государства и условия жизни в нем были препятствием для установления единства страны, на устранение которого едва ли можно было надеяться. Если кое-где в политических сношениях эмфатически и упоминается об общем отечестве, то большей частью лишь с целью задеть другое, также итальянское государство[261]. Действительно серьезные, глубоко горестные призывы к национальному чувству раздаются только в XVI в., когда уже было поздно, когда французы и испанцы заняли страну. О местном патриотизме можно сказать, что он выступает вместо этого чувства национального единства, но не заменяет его.

Глава II Развитие индивидуальности