Культура времен Апокалипсиса

Скоро я вошел в близкое к смерти состояние. По другую сторону шторы, окружавшей мою койку, я встретился с духом маленькой девочки и поговорил с ней. Она упала с лошади, и мы оба смотрели на собственные тела, паря под потолком. Присутствовал дух еще одного мальчика, и мы втроем были объединены состоянием благоговения и трепета. Девочка спокойно сказала, что остается. Когда позже я пришел в сознание и спросил о ней, мои родители сказали мне, что во время моей операции она умерла.

Я не знаю ни одного из исследователей кетамина, представителей этой пугающей элиты, кто желал или мог бы объяснить намерения, обстоятельства появления, нужды или природу духов мертвых хоть каким-то образом. Отважными пилигримами скитаются они в городских стенах, среди сапожников, наркодилеров, политиков, домохозяек, убийц и учителей из воскресных школ, тая в себе могильные секреты, которые не могут раскрыть, ибо параноидальные мертвые собеседники с огромным грузом на душе попросту отключили смертную память.

Однако американский невролог, дельфинолог и покровитель всех тех, кто искренне благоволит кетаминовому пути, доктор Джон Каннингем Лилли (подпись его деда украшает десятидолларовые банкноты образца 1927 года) попытался это сделать в своей фрагментарной автобиографии 1978 года «Ученый».[99] В этой книге Лилли придает кетаминовой тайне лингвистический характер. Язык — непроницаемая дымовая завеса, от которой нужно избавиться, если желаешь увидеть то, что находится за пределами наших рьяно оберегаемых мирских иллюзий. Кетамин вводит нас в бессловесное — в фигуральном и буквальном смыслах — состояние, в котором мы оказываемся причастны к жизни духа, лежащего за пределами слов. Слова перестают нас интересовать, и мы более не подвергаемся их влиянию. Несмотря на свою понятность, информация, получаемая в таком состоянии, не может быть переведена в слова; потому она уходит на подсознательный уровень по мере того, как эффект кетамина ослабевает, а лингвистическая система координат человека снова встает на свое место, — новое знание затуманивается.

Вот как Лилли описывает свой кетаминовый опыт, описывает в настоящем времени, хотя и очевидно, что пост-фактум:

Я нахожусь в странном состоянии величайшего безразличия. Я не испытываю ни страха, ни любви. Я — в высшей степени нейтральное существо, которое наблюдает и ожидает.

Очень странно. Планета напоминает Землю, но цвета иные. Есть растительность, но она имеет необычайный лиловый цвет. Есть солнце, но оно имеет фиолетовый, а не привычный оранжевый оттенок. Я на прекрасном лугу, вдали — удивительной высоты горы. Я вижу, как по лугу ко мне приближаются существа. Ноги их — словно ноги ланей. Они сверкающе белые и будто бы испускают свет. Двое подходят совсем близко. Я не могу различить их черты. Мое зрение не справляется с их сверканием. Похоже, они непосредственно передают мне мысли и идеи. Звука нет. То, что они думают, автоматически переводится в понятные мне слова.[100]