Культурная практика приказа

Наконец, это не ремесло в актуальной ситуации, поскольку нет того устойчивого контекста, в котором было бы возможно определить ремесло, нет тех правил, по которым мы могли бы идентифицировать ремесло как ремесло13. Чем вообще определяется ремесленность? Тем цехом (социальным институтом), который его ставит «знак качества». Тем заказчиком (потребителем), к которому ремесло целеустремлено. Теми правилами, которыми оно руководствуется. И наконец, тем материалом, с которым оно имеет дело. Если последовательно рассмотреть эти четыре определяющих момента, то мы получим следующую картину: 1) социальный институт сегодня дефрагментирован, рассредоточен: это и следствие высокой специализации, огромной зависимости от технических средств и технологий (вместо воина мы имеем дело с оператором в бесконтактной военной операции), и, более того, в пределе операторы за компьютерным монитором (медиакраты) между собой имеют больше общего чем специалисты разных родов войск; 2) что касается заказчика, то девальвирована в ситуации гибридных войн политическая субъектность: частные военные компании подрывают представление о легитимности воюющих сторон, превращая всех участников боевых действий в акторов. Мы не имеем дело с двумя противоборствующими субъектами, скорее речь о «войне всех против всех». Важным моментом является отсутствие фиксированной субъектности Врага в современной войне (врага в политическом смысле по К.Шмитту [11] – как высшая степень интенсивности противостояния). Враг сегодня не определен, мерцающий и мигающий, «спящий», дисперсный как террористические группировки (со всеми вытекающими последствиями: невозможность концентрированной ярости и тотальной мобилизации); 3) что касается правил ведения боевых действий, то в гибридной войне «все позволено», и все средства допустимы, она включает иррегулярные формирования и асимметричные действия. Едва ли осмысленно говорить о том, что современное противоборство, включающее разнообразные санкции и операции в информационном пространстве, ведется по строго рациональным законам; 4) также как современный художник ничем не ограничен в выборе художественных средств, и нуждается, прежде всего, в концепции, современный стратег, имеющий средства контроля и наблюдения боевых действий онлайн, непосредственно не «объезжает территорию» театра военных действий, ему достаточно множества мониторов. Хотя он имеет дело и не с картой, а с «картинкой» 3-D в прямом включении, все же остается вопрос, чувствует ли он столь тонко как полководцы прошлого на поле боя «материю» и «дыхание» войны? Насколько ему вообще ведомы «духи войны» (вполне понятная категория для традиционных ремесленников, чувствующих свой материал, вступающих даже в магическое единство с ним)?

Неопределенность и размывание границ в этих четырех моментах уже ставят под вопрос корректность употребления термина «ремесло» по отношению к военному искусству. Ведь слово «ремесло» этимологически связано с ручным действием – рубить, плотничать, мастерить. В европейских языках русскому слову «ремесло» соответствуют слова, содержащие элемент «рукотворчества»: Handicraft (англ.), Handwerk (нем.), mestiere (итал., близкородств. maestria – мастерство). Наиболее близко к пониманию военного дела как ремесла подходит немецкая традиция осмысления военного искусства. Здесь присутствует элемент рукотворности: Kriegshandwerk, дословно «произведенная руками война», или иначе, «война как продукт, требующий приложения рук».

Сделаем короткое отступление об антропологической значимости руки для человека, поскольку именно освободившиеся в связи с прямохождением руки, из homo sapiens производят homo faber – человека фабрикующего, творящего, инструментально производящего свой мир (своими руками).

Рука