Культурное наследие русского зарубежья в диалоге цивилизаций XV – начала XX веков

Однако не всем на Руси синтез византийско-греческой и западно-латинской учебных традиций пришелся по нраву. В 1694 году Лихуды были отстранены от преподавания и попали в опалу. Не нравилась многим и активная богословско-полемическая деятельность Лихудов, которая нашла отражение в их сочинениях: «Акос, или Врачевание от угрызений змиевых», «Диалоги грека учителя к некоему Иисуиту», «Мечец Духовный» и других. Лишь триста лет спустя, в 2007 году перед храмом бывшего Богоявленского монастыря Китай-города Москвы, у места, где началось формирование Славяно-греко-латинской академии, знаменитым «греческим просветителям братьям Иоанникию и Софронию Лихудам» был установлен бронзовый памятник, но не благодарными россиянами, а как «дар правительства Греции городу Москве»!

Славяно-греко-латинская академия стала первой высшей школой в России. Она подготовила когорту новых людей для новой эпохи. А ее предвестниками были такие яркие личности как боярин В. В. Голицын – приверженец широкого просвещения, покровитель братьев Лихудов, сторонник веротерпимости, поборник вечного мира и дружбы с Западом; глава Посольского приказа А. Л. Ордин-Нащокин, придерживавшийся «правила, что “доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов”» и регулярно доставлявший царю Алексею Михайловичу вести из Европы[142]; стольник П. И. Потёмкин, объездивший почти всю Европу и имевший беседы с Людовиком XIV и художником Д. Веласкесом и некоторые другие. Для них европеизация означала широту кругозора, знакомство с миром разных вещей и понятий, эрудицию, – словом, все то, что давалось активной познавательной деятельностью, выходившей за рамки архаичного бытия. И хотя до сих пор существует стойкое мнение, что весь строй московской жизни «не допускал живого, непосредственного общения подданных с иностранцами», которое «навлекало на русских серьезные подозрения не только в измене русской вере и обычаям, но и политической», что население Московии было «совершенно равнодушно к искусству и знанию европейцев»[143], наличие многочисленных фактов и артефактов опровергает данное убеждение и уж никак не относится к экономически активным и просвещенным слоям Московского государства.

Во многих письменных памятниках светского характера «нет ни враждебности, ни религиозной или национальной нетерпимости в отношении западного мира. Чувствуется лишь пытливость авторов и стремление запечатлеть и донести до читателя сведения о Западе, с которым Россию все больше связывали проблемы международной жизни и развивающиеся культурные контакты»[144]. А также повседневный «жизненный мир», о чем еще в XIX столетии писал историк Д. В. Цветаев, разбиравший дела об изъятии русской прислуги у иностранцев и в работе «Памятники к истории протестантства в России» отмечавший, что неоднократное издание в течение всего XVII века указа, запрещавшего иностранцам держать русскую прислугу, говорило о постоянном его нарушении и о том, «что в действительности разобщенность между русскими и иноземцами не была настолько велика, как обыкновенно теперь представляют ее»[145].