Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Впрочем, в самом ее (и его) финале упражняться, уже безо всякого символизма, по адресу М. С. взялись подпольные рокеры (команда «Хуй забей», однако панк-частушки вроде «Товарищ Горбачев мне не товарищ» в народные массы не ушли, хватало буйным цветом возродившейся политической фольклористики).

Ан нет, вспомнилось, если угодно, символическое и контекстное — хит Александра Лаэртского «Фантик»:

…Рядышком с хребтом от сельди,
Что в засаленной газете
С фотографией огромной
Михаила Горбачева
Я валяюсь мятый, мокрый,
В принципе давно готовый
Быть сожженным вместе с сельдью
На огромной дымной свалке…

1990 г.

С президентами всё куда определенней.

Борис Ельцин песенным персонажем так и не стал, что удивительно при такой фактуре.

Песенная путиниана, напротив, поражает — относительно и царей, и генсеков, и президентов — не только объемом и разнообразием жанров с исполнителями, но — самое принципиальное — широтой оценочного диапазона. Безусловно, песенная лирика (а мы здесь и рэп-композиции будем для простоты именовать песнями, как сами рэперы и делают), хоть и потеряна в большинстве образцов для высокого искусства, штука тем не менее тонкая. И вульгарному социологизму поддается далеко не всегда — будем это учитывать, рассуждая об оценках личности/деятельности персонажа «Путин» и гражданской позиции исполнителей.

Существенная оговорка: если в большинстве глав этой книжки мы нередко предпочитали лобовым коннотациям вокруг главного героя ароматы эпохи (от гламурных парфюмов до тюремной параши), то здесь будем пытаться представить тексты и контексты в более-менее равной пропорции.

* * *

Но начну, пожалуй, с весьма характерной истории, связанной с упомянутым подпольным шедевром «Товарищ Сталин». Песни Юза Алешковского, много лет существовавшие в устном варианте, были впервые опубликованы в альманахе «Метр ополь» (как и песни Высоцкого, кстати). Вот реплика одного из составителей альманаха, Евгения Попова (из диалогов Попова с другим писателем, Александром Кабаковым, в книге «Аксенов»: АСТ «Астрель», М., 2011 г.): «Кстати, вот еще одно доказательство того, что мы не лезли к чертям на рога. Мы же не напечатали в альманахе самую крутую песню Алешковского „Товарищ Сталин, вы большой ученый“…»

Таким образом, Евгений Анатольевич признает: составители альманаха, заклейменного официозом проклятьем «антисоветский», по возможности старались не подставляться и не публиковать в «Метр ополе» заведомо антисоветские (по их мнению) вещи.

Трудно оспаривать классика, и пусть будет хоть памфлет…

«Товарищ Сталин» даже по тем, 1978–1979, временам — вещь вполне невинная. Никакая не политическая сатира, но стеб — причем мягкий и теплый, и в обе стороны советского света — по отношению как к зэкам, так и к Вождю. Собственно, это вечные русские «Отцы и дети» и притча о блудном сыне на новой фене, вслушайтесь (или вчитайтесь) в текст. Марксисты — мертвяки и доходяги — туземцы подобных песенных материков и архипелагов, см. канонический вариант «По тундре». Приметы, не особо шаламовские, лагерного быта тут вроде звеньев цепи, связывающей зэков со Сталиным, основное же в песне — ироничная и конфузливая сыновняя даже не симпатия, а любовь… В «Метр ополе» напечатаны не менее известные лагерные вещи Алешковского: «Окурочек» и «Лесбийская»; логика составителей понятна — лирика, какие претензии.

Однако «Лесбийская» — пусть экзотический и карикатурный, но тем не менее гимн однополой любви, да еще в специфическом антураже: всё, связанное с женскими зонами, табуировано у нас до сих пор — не столько цензурой, сколько общественным сознанием.

«Окурочек» — новелла как раз при всей своей сентиментальности очень шаламовская, о любви, не просто отменяющей границы между лагерем и волей, это песня с густым намеком на альтернативную властную иерархию:

Господа из влиятельных лагерных урок
За размах уважали меня —

что откровенно диссонирует с советскими представлениями о мироустройстве.

Я бы на месте и составителей, и гонителей напрягался как раз из-за явно провокационных «Окурочка» с «Лесбийской», а не толерантного — в тогдашнем смысле — «Товарища Сталина». Охотно, впрочем, допускаю, что «метропольцы» знали тогдашние «нельзя за флажки» лучше и тоньше. И все же не отпускает мысль о демонизации советской власти задним числом.