Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве

Нам представляется куда более плодотворным поиск истинных пророков внутри национальных культур, в привязке к хронологии и политическому устройству конкретной страны. Естественно, мы будем говорить о России. Кажется, никем уже не оспаривается, что величайшим российским пророком был Достоевский, гениально предсказавший социальную революцию и само существование страны при коммунистической диктатуре. Не менее гениальным пророком, весь набор предсказаний которого располагается во временных координатах России постсоветской, был Гоголь.

Пример, лежащий на поверхности, — комедия «Ревизор», в настоящие дни с полным правом способная считаться хрестоматией современной политико-экономически-социальной регионалистики. Однако есть у Гоголя и потрясающие попадания «точечного» свойства, прямо-таки побуквенные. «…Оказалось, что город и люден, и велик, и населен как следует. Показался какой-то Сысой Пафнутьевич и Макдональд Карлович, о которых и слышно не было никогда…» Как, очевидно, догадался читатель, Гоголем здесь предсказано вавилонское преображение Москвы на рубеже 80—90-х годов ушедшего века с его смешением языков, где аналогом башни стала знаменитая закусочная «Макдоналдс». Или кусок из «Выбранных мест», где Гоголь советует помещику привлекать ко всем хозяйственным делам священника, обедать с ним, вместе общаться с крестьянами и т. д. Можно разглядеть здесь только пьянки председателя колхоза на пару с парторгом, но история получила продолжение — и мы видим, как РПЦ занимается хозяйством на пару с помещиком (исполнительной властью) да еще и обеспечивает совместный бизнес идеологическим прикрытием.

Примеры можно приводить бесконечно, но нас, собственно, интересует пока лишь одно (но какое!) пророчество Гоголя, скрывавшееся в его знаменитой фразе о Пушкине и русском человеке. По Гоголю, русский человек через двести лет станет полноправным наследником гения Пушкина, повторив его лучшие качества. К фразе этой до самых последних времен никто не относился серьезно, считая ее образцом простительной восторженности (Тимур Кибиров назвал ее попросту глупостью), продиктованной к тому же лучшими побуждениями: а) святой любовью к Пушкину; б) верой в светлое будущее России (впрочем, даже в таком контексте Гоголь предсказал чеховское «небо в алмазах»). Почему-то считалось, что Гоголь говорил о любом русском человеке, тогда как у него сказано «русский человек через двести лет». Т. е. в единственном числе и без всяких намеков на национальную общность.

Мурашки пробегают по телу, когда приходит единственно правильная догадка о том, что Гоголь имел в виду сегодняшнего президента России Владимира Путина. Судите сами. Пушкин родился 6 июня 1799 года, а Владимир Путин де-факто стал президентом 31 декабря 1999 года. Полугодовая разница никакого значения не имеет, это всего лишь поправка Божественной шкалы на волосок, как выражался другой писатель. А если вспомнить назначение Путина премьером в августе 1999 года и тут же — объявление его преемником? Самое интересное, что само слово «преемник» для политической терминологии звучит диковато. В нем явно слышится нечто высшее. Метафизика наследования, мистика духовного родства, воплощенная связь времен. Трудновато представим косноязычный карикатурный Ельцин последних лет президентства, всерьез озабоченный всем этим бытийным скарбом. А вот если предположить, что Ельцину старыми шаманами Кремля была открыта некая идея преемствования не только политической, но и духовной власти (теперь нам понятно — от кого) над Россией… Тогда все встает на положенные места. Долгий выбор, смены фаворитов, появление невесть откуда энергичного главы ФСБ… Кадровая политика Ельцина, в которой недальновидные политологи видели только маразм, капризы, стремление к удержанию власти любой ценой, исполняется высшего смысла.

…Он стар. Он удручен годами,
Войной, заботами, трудами;
Но чувства в нем кипят и вновь
Властитель ведает любовь.
Мгновенно сердце молодое
Горит и гаснет. В нем любовь
Проходит и приходит вновь,
В нем чувство каждый день иное:
Не столь послушно, не слегка,
Не столь мгновенными страстями
Пылает сердце старика,
Окаменелое годами.
Упорно, медленно оно
В огне страстей раскалено;
Но поздний жар уж не остынет
И с жизнью лишь его покинет.