Культурный конфликт

Несколько раз Антоша ездил с оркестром за границу. И каждый раз я думала: ну зачем Чубарову – этому грузному, не очень молодому и не очень здоровому человеку – нужны эти проблемы? Поездки он выбивал бесплатные. Не все семьи могли послать ребенка за границу, а он добивался того, что оркестр едет полным составом. Потом проблема была провезти инструменты через границу, на них оформлялась масса бумаг. На крупные инструменты покупались отдельные билеты. И главное было совладать потом с шайкой подростков в чужой стране и всех привезти живыми. Все поездки заканчивались огромными концертными овациями и массой впечатлений у ребят. Подростки же не просто ехали шалить, и это они твердо понимали, – они ехали давать концерты. Они ехали выступать, получая при этом оглушительный успех. И вернувшись, уже без разговоров репетировали по воскресеньям. Оркестр был живым организмом, сердцем которого был Анатолий Васильевич Чубаров.

Ходили слухи, что он болен, но о том, насколько серьезно, мы не догадывались. Когда человек болеет, он не пропадает целыми днями на работе – он берет больничный, пропускает репетиции. Нет, здесь всё было не так. Репетиции он вел до последнего дня. И не пришел только тогда, когда нечеловеческие боли не позволили ему этого сделать физически.

Из больницы он уже не вышел и мучился недолго. Врачи не могли понять, где брал силы этот тяжело больной человек. Как он каждый день ходил на работу, учил детей и выступал с ними на концертах? По всем законам медицины, у него давно на это не должно было остаться никаких сил. Его держали ученики. Анатолий Васильевич понимал, что нужен им, старался дать по максимуму, успеть ну еще, ну еще чуть-чуть!

Дети были подавлены. Только с болезнью учителя стало понятно, что заменить Чубарова не сможет никто и никогда. В их жизни образовался вакуум, такая черная дыра, и некуда им было себя деть на время этих совместных репетиций.

Им хотелось что-нибудь сделать для своего учителя, как-то его поддержать. Нас предупредили, что идти к нему уже нельзя, ребята просто не выдержат того, как он изменился. Они привыкли, что учитель большой, сильный, грозный, может решить любые проблемы. Не нужно им было видеть исхудавшего, практически обездвиженного человека. Решили написать ему письмо.

Письмо писала я, взяла грех на душу: писала ведь от имени ребят, а они все просто подписались. Письмо ему успели прочитать перед самой смертью. Потом жена рассказывала, как горько и одновременно радостно плакал этот святой человек, слушая нехитрые слова благодарности и объяснения в ребячьей любви.

Хоронить Чубарова пришел весь оркестр, народу собралось очень много. Это были первые Антошкины похороны. Я не смогла быть с ним – Павлик был совсем маленький, и мне не с кем было его оставить.

Как мне показалось, после похорон мой старший сын вернулся совсем другим. Это была первая серьезная потеря в его жизни. Я посмотрела в его повзрослевшие глаза – сколько же боли и горя там было.

– Держись, мой ребенок, сколько впереди еще потерь и несправедливости. Опирайся на мой взгляд столько, сколько будет нужно. Но наступит тот день, когда решения придется принимать самому и самому переживать утраты и удары судьбы.

Когда Антон поступил в институт, Чубарова не было с нами уже несколько лет, но именно к нему на кладбище мы пошли поделиться радостью и поблагодарить за то, что он сделал для Антона и для всех ребят.

Мы стояли там, где похоронили Анатолия Васильевича, по привычке смотрели друг на друга и вспоминали всё то хорошее, веселое и грустное, что было связано у нас с этим человеком. Всё, что он знал, всё, что умел, – всё он отдал своим ученикам. Никто из них не забудет его никогда. По-разному сложится жизнь у этих мальчишек, но то, что они будут хорошими, честными людьми и будут любить музыку, – в этом я не сомневаюсь. Память такого человека подвести нельзя.

Всегда вместе

КАК ЖЕ сложно воспитывать сыновей. Дочерей, наверное, тоже, просто я про это не знаю. Хотя о трудностях в воспитании я думала не всегда. Я думала – это легко. И еще я была уверена, что у меня самый умный, самый талантливый и послушный мальчик. И никогда бы не поверила, если бы услышала, что именно он может бросить институт, быть грубым и после очередной словесной перепалки хлопнуть дверью и уйти из дома. Неужели это он – мой сын? Это невозможно! Я всем и всегда давала советы, что нужно делать, чтобы дети были как мой Антон. Он был практически идеальным. Значит, я никогда ничего не знала? Ну а как же наше взаимопонимание? А учеба отличная? А совместное обсуждение всех вопросов? И то, что всегда и во всем вместе? Хотя бы мысленно.

И вот уже не общаемся год. И стыдно признаться друзьям в том, что происходит в моей семье. Правда, есть бабушка, к которой Антон на протяжении этого года раз в неделю ходит ужинать. И бабушка так, невзначай и между делом рассказывает ему семейные новости. Антон выслушивает всё молча, дожевывая ужин. Я, сидя у себя дома, с трудом дожидаюсь его ухода, чтобы позвонить маме.

– Ну что?